Стихотворения

Лермонтов Михаил Юрьевич

(В альбом Д. Ф. Ивановой)

Когда судьба тебя захочет обмануть [117] И мир печалить сердце станет —Ты не забудь на этот лист взглянутьИ думай: тот, чья ныне страждет грудь,Не опечалит, не обманет.

Как луч зари…

Как луч зари, как розы Леля,Прекрасен цвет ее ланит;Как у мадонны РафаэляЕе молчанье говорит.С людьми горда, судьбе покорна,Не откровенна, не притворна,Нарочно, мнилося, онаБыла для счастья создана.Но свет чего не уничтожит?Что благородное снесет,Какую душу не сожмет.Чье самолюбье не умножит?И чьих не обольстит очейНарядной

маскою своей?

117

<В альбом Д. Ф. Ивановой> («Когда судьба тебя захочет обмануть…»)

Печатается по копии из альбома М. Д. Жедринской (ЦГАЛИ), где обозначена дата: «1832». Впервые – в «Литературной газете» (1939, 15 октября, №57).

Обращено к Дарье Федоровне Ивановой, сестре Н. Ф. Ивановой.

«Синие горы Кавказа, приветствую вас!»

Строка «Воздух там чист, как молитва ребенка…» перефразирована в «Герое нашего времени»: «Воздух чист и свеж, как поцелуй ребенка» («Княжна Мери», запись 11 мая).

Отрывок представляет собой опыт ритмической прозы. Высказывалось предположение, что это не самостоятельное произведение, а заготовка для будущего стихотворного текста (см. статью Т. Левита в «Литературном наследстве», №45-46). Действительно: многие образы этой записи почти дословно повторены во вступительных строфах поэмы «Измаил-Бей», над которой Лермонтов работал как раз в это время (см. соч. изд. «Огонек», т. I, стр. 381).

Синие горы Кавказа, приветствую вас!

Синие горы Кавказа, приветствую вас! вы взлелеяли детство мое; вы носили меня на своих одичалых хребтах, облаками меня одевали, вы к небу меня приучили, и я с той поры все мечтаю об вас да о небе. Престолы природы, с которых как дым улетают громовые тучи, кто раз лишь на ваших вершинах творцу помолился, тот жизнь презирает, хотя в то мгновенье гордился он ею!..

*

Часто во время зари я глядел на снега и далекие льдины утесов; они так сияли в лучах восходящего солнца, и, в розовый блеск одеваясь, они, между тем как внизу все темно, возвещали прохожему утро. И розовый цвет их подобился цвету стыда: как будто девицы, когда вдруг увидят мужчину, купаясь, в таком уж смущенье, что белой одежды накинуть на грудь не успеют.

Как я любил твои бури, Кавказ! те пустынные громкие бури, которым пещеры как стражи ночей отвечают!.. На гладком холме одинокое дерево, ветром, дождями нагнутое, иль виноградник, шумящий в ущелье, и путь неизвестный над пропастью, где, покрывался пеной, бежит безыменная речка, и выстрел нежданный, и страх после выстрела: враг ли коварный, иль просто охотник… все, все в этом крае прекрасно.

*

Воздух там чист, как молитва ребенка; и люди, как вольные птицы, живут беззаботно; война их стихия; и в смуглых чертах их душа говорит. В дымной сакле, землей иль сухим тростником покровенной, таятся их жены и девы и чистят оружье, и шьют серебром – в тишине увядая душою – желающей, южной, с цепями судьбы незнакомой.

Романс

Стояла серая скала на берегу морском;Однажды на чело ее слетел небесный гром.И раздвоил ее удар, – и новою тропойМежду разрозненных камней течет поток седой.Вновь двум утесам не сойтись, – но все они хранятСоюза прежнего следы, глубоких трещин ряд.Так мы с тобой разлучены злословием людским,Но для тебя я никогда не сделаюсь чужим.И мы не встретимся опять, и если пред тобойМеня случайно назовут, ты спросишь: кто такой?И проклиная жизнь мою, на память приведешьБылое… и одну себя невольно проклянешь.И не изгладишь ты никак из памяти своейНе только чувств и слов моих – минуты прежних дней!..

Прелестнице

Пускай ханжа глядит с презреньем [118] На беззаконный наш союз,Пускай людским предубежденьемТы лишена семейных уз,Но перед идолами светаНе гну колена я мои,Как ты, не знаю в нем предметаНи сильной злобы, ни любви.Как ты, кружусь в веселье шумном,Не чту владыкой никого,Делюся с умным и безумным,Живу для сердца своего;Живу без цели, беззаботно,Для счастья глух, для горя нем,И людям руки жму охотно,Хоть презираю их меж тем!..Мы смехом брань их уничтожим,Нас клеветы не разлучат;Мы будем счастливы как можем,Они пусть будут как хотят!

118

Прелестнице

В 1841 г. Лермонтов переделал это стихотворение (см. «Договор»).

Ты молод…

Ты молод. Цвет твоих кудрейНе уступает цвету ночи,Как день, твои блистают очиПри встрече радостных очей;Ты, от души смеясь смешному,Как скуку гонишь прочь печаль,Что бред ребяческий другому,То все тебе покинуть жаль:Волною жизни унесенныйДалеко от надежд былых,Как путешественник забвенный,Я чуждым стал между родных;Пред мною носятся виденья,Жизнь обманувшие мою,И не рожденный для забвеньяЯ вновь черты их узнаю.И время их не изменило,Они

все те же! – я не тот:Зачем же гибнет все, что мило,А что жалеет, то живет?

Had wenever loved sо кindly [119]

Если б мы не дети были, [120] Если б слепо не любили,Не встречались, не прощались,Мы с страданьем бы не знались.

Эпитафия

Прости! увидимся ль мы снова? [121] И смерть захочет ли свестиДве жертвы жребия земного,Как знать! итак, прости, прости!..Ты дал мне жизнь, но счастья не дал;Ты сам на свете был гоним,Ты в людях только зло изведал…Но понимаем был одним.И тот один, когда, рыдая,Толпа склонялась над тобой,Стоял, очей не обтирая,Недвижный, хладный и немой.И все, не ведая причины,Винили дерзостно его,Как будто миг твоей кончиныБыл мигом счастья для него.Но что ему их восклицанья?Безумцы! не могли понять,Что легче плакать, чем страдатьБез всяких признаков страданья.

119

Если б мы не любили так нежно (англ.).

120

Had we never Icred so kindly

Стихотворение представляет перевод эпиграфа к поэме Байрона «Абидосская невеста», взятого из стихотворения Роберта Бернса «Прощальная песнь к Кларинде» («Parting song to Clarinda»). В первом стихе Лермонтов слово «kindly» перевел – «дитя», произведя его от немецкого слова «kind».

По-английски «kindly» – «нежно».

121

Эпитафия («Прости! увидимся ль мы снова?»)

Посвящена отцу поэта Ю. П. Лермонтову.

Измученный тоскою…

Портрет Лермонтова в сюртуке Тенгинского пехотного полка

Измученный тоскою и недугом [122] И угасая в полном цвете лет,Проститься я с тобой желал как с другом,Но хладен был прощальный твой привет;Но ты не веришь мне, ты притворилась,Что в шутку приняла слова мои;Моим слезам смеяться ты решилась,Чтоб с сожаленьем не явить любви;Скажи мне, для чего такое мщенье?Я виноват, другую мог хвалить,Но разве я не требовал прощеньяУ ног твоих? но разве я любитьТебя переставал, когда, толпоюБезумцев молодых окружена,Горда одной своею красотою,Ты привлекала взоры их одна?Я издали смотрел, почти желая,Чтоб для других очей твой блеск исчез;Ты для меня была как счастье раяДля демона, изгнанника небес.

122

«Излученный тоскою и недугом…»

Обращено к Н. Ф. Ивановой.

Когда последнее мгновенье…

Когда последнее мгновеньеМой взор навеки омрачитИ в мир, где казнь или спасенье,Душа поэта улетит,Быть может, приговор досаднойПрикажет возвратиться ейТуда, где в жизни безотраднойОна томилась столько дней;Тогда я буду все с тобою,И берегись мне изменить;Нет, я не Байрон, я другой,Еще неведомый избранник,Как он, гонимый миром странник,Но только с русскою душой.Я раньше начал, кончу ране,Мой ум немного совершит;В душе моей, как в океане,Надежд разбитых груз лежит.Кто может, океан угрюмый,Твои изведать тайны?Кто Толпе мои расскажет думы?Я – или бог – или никто!

Романс

1

Ты идешь на поле битвы,Но услышь мои молитвы,Вспомни обо мне.Если друг тебя обманет,Если сердце жить устанетИ душа твоя увянет, —В дальней сторонеВспомни обо мне.

2

Если кто тебе укажетНа могилу и расскажетПри ночном огнеО девице обольщенной,Позабытой и презренной,О, тогда, мой друг бесценный,Ты в чужой странеВспомни обо мне.