Стихотворения

Лермонтов Михаил Юрьевич

Когда ты вихрем на сраженьеЛетишь, бесчувственный герой, —Ничье, ничье благословеньеНе улетает за тобой.

Гусар! ужель душа не слышитВ тебе желания любви?Скажи мне, где твой ангел дышит?Где очи милые твои?Молчишь – и ум твой безнадежней,Когда полнее твой бокал!Увы – зачем от жизни прежнейТы разом сердце оторвал!..

Ты не всегда был тем, что ныне,Ты жил, ты слишком много жил,И лишь с последнею святынейТы пламень сердца схоронил.

1833

Юнкерская молитва

Царю небесный! [139] Спаси меняОт куртки

тесной,Как от огня.От маршировкиМеня избавь,В парадировкиМеня не ставь.Пускай в манежеАлехин гласКак можно режеТревожит нас.Еще моленьеПрошу принять —В то воскресеньеДай разрешеньеМне опоздать.Я, царь всевышний,Хорош уж тем,Что просьбой лишнейНе надоем.

139

Юнкерская молитва

Печатается по копии ИРЛИ (с пометой: «1833»).

Относится ко времени пребывания Лермонтова в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Известно по воспоминаниям Александра Матвеевича Меринского (?-1873), товарища Лермонтова по юнкерской школе.

Другая редакция стихотворения сохранилась в «Записках неизвестного гусара», принадлежащих другому соученику Лермонтова по Школе юнкеров – Александру Францевичу Тирану (1815-1865), позднее служившему вместе с поэтом в лейб-гвардии Гусарском полку. По воспоминаниям А. Ф. Тирана, «Юнкерская молитва» была помещена в рукописном журнале «Школьная заря».

Пускай в манеже Алехин глас Как можно реже тревожит нас. – «Алеха» – имеется в виду преподаватель юнкерской школы Алексей Степанович Стунеев – командир кавалерийского эскадрона в Школе юнкеров (1832…1840). Известны два графических портрета Стунеева, принадлежащих Лермонтову. На одном из них Стунеев изображен в манеже с бичом в руках.

1833 – 1834

На серебряные шпоры…

На серебряные шпоры [140] Я в раздумий гляжу;За тебя, скакун мой скорый,За бока твои дрожу.

Наши предки их не зналиИ, гарцуя средь степей,Толстой плеткой погонялиНедоезженных коней.

140

«На серебряные шпоры…»

Это и следующее стихотворение датируются 1833…1834 гг. – временем пребывания Лермонтова в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров.

Но с успехом просвешенья,Вместо грубой старины,Введены изобретеньяЧужеземной стороны;

В наше время кормят, холют,Берегут спинную честь…Прежде били – нынче колют!..Что же выгодней? – бог весть!..

В рядах стояли…

В рядах стояли безмолвной толпой, [141] Когда хоронили мы друга;Лишь поп полковой бормотал – и поройРевела осенняя вьюга.Кругом кивера над могилой святойНедвижны в тумане сверкали,Уланская шапка да меч боевойНа гробе дощатом лежали.И билося сердце в груди не одно,И в землю все очи смотрели,Как будто бы все, что уж ей отдано,Они у ней вырвать хотели.Напрасные слезы из глаз не текли:Тоска наши души сжимала,И горсть роковая прощальной земли,Упавши на гроб, застучала.Прощай, наш товарищ, недолго ты жил,Певец с голубыми очами;Лишь крест деревянный себе заслужилДа вечную память меж нами!

141

«В рядах стояли безмолвной толпой…»

Печатается по копии ИРЛИ («Материалы для биографии М. Ю. Лермонтова» В. Хохрякова).

По предположению М. Ф. Никелевой, в стихотворении говорится о похоронах Егора Сиверса, обучавшегося одновременно с Лермонтовым в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Сивере числился юнкером лейб-гвардии Уланского полка; умер 5 декабря 1833 г.

В стихотворении ощущается воздействие известного стихотворения И. И. Козлова «На погребение английского генерала сира Джона Мура» («Не бил барабан перед смутным полком…»).

1834 – 1835

Опять, народные витии…

1

Опять, народные витии, [142] За дело падшее ЛитвыНа славу гордую России,Опять шумя, восстали вы.Уж вас казнил могучим словомПоэт, восставший в блеске новомОт продолжительного сна,И порицания покровомОдел он ваши имена.

142

«Опять, народные витии…»

В черновом автографе, по которому печатается стихотворение, после стиха «Мы чужды ложного стыда» зачеркнуты следующие семь строк:

Так нераздельны в деле славыНарод и царь его всегда.Веленьям власти благотворнойМы повинуемся покорноИ верим нашему царю!И будем все стоять упорноЗа честь его, как за свою.

Датируется предположительно 1834-1835 гг. по содержанию и на

основании свидетельства С. А Раевского, который в показаниях на следствии по делу о стихотворении «Смерть Поэта» сообщал, что «Опять, народные витии…» написаны, «кажется, в 1835 году» в связи с опубликованием статьи «в каком-то французском журнале» (см. «Вестник Европы», 1887, №1, стр. 339-340).

Лермонтовское стихотворение, так же как и «Клеветникам России» Пушкина, направлено против выступлений депутатов французского парламента, поддерживавших польскую эмиграцию и призывавших к войне с Россией.

2

Что это: вызов ли надменный,На битву ль бешеный призыв?Иль голос зависти смущенной,Бессилья злобного порыв?..Да, хитрой зависти ехиднаВас пожирает; вам обиднаВеличья нашего заря;Вам солнца божьего не видноЗа солнцем русского царя.

3

Давно привыкшие венцамиИ уважением играть,Вы мнили грязными рукамиВенец блестящий запятнать.Вам непонятно, вам несродноВсе, что высоко, благородно;Не знали вы, что грозный щитЛюбви и гордости народнойОт вас венец тот сохранит.

4

Безумцы мелкие, вы правы.Мы чужды ложного стыда!· · · · · ·

5

Но честь России невредима.И вам, смеясь, внимает свет…Так в дни воинственные Рима,Во дни торжественных побед,Когда триумфом шел ФабрицийИ раздавался по столицеВосторга благодарный клик,Бежал за светлой колесницейОдин наемный клеветник.

Когда надежде недоступный…

Когда надежде недоступный, [143] Не смея плакать и любить,Пороки юности преступнойЯ мнил страданьем искупить;Когда былое ежечасноОчам являлося моимИ все, что свято и прекрасно,Отозвалося мне чужим, —Тогда молитвой безрассуднойЯ долго богу докучалИ вдруг услышал голос чудный.«Чего ты просишь? – он вещал. —Ты жить устал? но я ль виновен;Смири страстей своих порыв,Будь, как другие, хладнокровен,Будь, как другие, терпелив.Твое блаженство было ложно;Ужель мечты тебе так жаль?Глупец! Где посох твой дорожный?Возьми его, пускайся вдаль;Пойдешь ли ты через пустынюИль город пышный и большой,Не обожай ничью святыню,Нигде приют себе не строй».

143

«Когда надежде недоступный…»

Датируется предположительно 1834-1835 гг., так как находится в одной тетради с черновыми набросками поэмы «Сашка».

[Когда тебя во имя богаКто пригласит на пир простой,Страшися мирного порогаКоснуться грешною ногой;Смотреть привыкни равнодушно…»]

1836

Умирающий гладиатор

I see before me the gladiator lie…

Byron. [144]

144

Я вижу пред собой лежащего гладиатора…

Байрон (англ.).

Ликует буйный Рим… торжественно гремит [145] Рукоплесканьями широкая арена:А он – пронзенный в грудь, – безмолвно он лежит,Во прахе и крови скользят его колена…И молит жалости напрасно мутный взор:Надменный временщик и льстец его сенаторВенчают похвалой победу и позор…Что знатным и толпе сраженный гладиатор?Он презрен и забыт… освистанный актер.

И кровь его течет – последние мгновеньяМелькают, – близок час… Вот луч воображеньяСверкнул в его душе… Пред ним шумит Дунай…И родина цветет… свободный жизни край;Он видит круг семьи, оставленный для брани,Отца, простершего немеющие длани,Зовущего к себе опору дряхлых дней…Детей играющих – возлюбленных детей.Все ждут его назад с добычею и славой…Напрасно – жалкий раб, – он пал, как зверь лесной,Бесчувственной толпы минутною забавой…Прости, развратный Рим, – прости, о край родной…

145

Умирающий гладиатор

В копии ИРЛИ (тетрадь XVJ, по которой печатается текст стихотворения, последние две строфы зачеркнуты неизвестной рукой. Под стихотворением – дата: «2 февраля 1836 г.». Год и эпиграф к стихотворению вписаны рукой Лермонтова.

Начало стихотворения представляет свободное переложение строф 139-141 песни IV поэмы Байрона «Чайльд-Гарольд»; но Лермонтов, продолжая традиции декабристской поэзии, значительно усилил здесь гражданские политические мотивы.

Эпиграф – из поэмы Байрона «Чайльд-Гарольд», песнь IV, строфа 110.

Надменный временщик и льстец его сенатор. – Строка навеяна началом стихотворения К. Ф. Рылеева «К временщику» (Надменный временщик… Монарха хитрый льстец…).

Когда-то пламенных мечтателей кумир… Осмеянный ликующей толпою. – Речь идет о гибели надежд, возлагавщихся на революционные движения в Европе (конец XVIII в., первая треть XIX в.), о духовном кризисе, который переживал «европейский мир» в условиях послереволюционной реакции.