Стихотворения

Державин Гавриил Романович

РАДОСТЬ О ПРАВОСУДИИ {*}

Хвала всевышнему владыке! Великость он явил свою: Вельмож меня поставил в лике, Да чудеса его пою. Пришли, пришли те дни святые, Да правый суд я покажу, Колеблемы столпы земные Законом божьим утвержу. Скажу я грешным: не грешите; Надменным: не вздымайте рог, В безумии не клевещите, Несправедлив что будто бог. От запада и от востока, От гор, пустыней и морей Нет человека без порока, Без слабостей и без страстей. Но бог есть судия единый, Владыка и правитель всех; Он сих возводит на вершины, А понижает долу тех. Вина багряна чаша цельна, Из коей сладки перлы бьют, В его руке всем растворенна; Но дрожди грешники пиют. От арфы радость да прольется В хваление тебе, мой бог! Неправых выя да согнется, А правых вознесется рог! 1794(?)

НА КОНЧИНУ ВЕЛИКОЙ КНЯЖНЫ ОЛЬГИ ПАВЛОВНЫ {*}

Ночь

лишь седьмую Мрачного трона Степень прешла, С росска Сиона Звезду златую Смерть сорвала. Луч, покатяся С синего неба, В бездне погас! Утрення, ясна, Тень золотая! Краток твой блеск. Ольга прекрасна, Ольга драгая! Тень твой был век. Что твое утро В вечности целой? Меней, чем миг! Юная роза Лишь развернула Алый шипок, Вдруг от мороза В лоне уснула, Свянул цветок. Так и с царевной: Нет уж в ней жизни, Смерть на челе! К отчему лону, К матери нежной, К братьям, сестрам, К скипетру, трону, К бабке любезной, К верным рабам, Милый младенец! Ты уж с улыбкой Рук не прострешь. Лик полутонный, Тихое пенье, Мрачность одежд, Вздохи и стоны, Слезно теченье, В дыме блеск свеч, Норда царицы Бледность, безмолвье, — Страшный позор! Где вы стеснились? Что окружили? Чей видим труп? Иль вы забылись, В гроб положили Спящего тут Ангела в теле? — Ольга прекрасна Ангел был наш. Вижу в сиянье Грады эфира, Солнцы кругом! Вижу собранье Горнего мира; Ангелов сонм, Руки простерши, Ольгу приемлют В светлый свой полк. Вижу блаженну Чистую душу Всю из огня, В свет облеченну! В райскую кущу Идет дитя; Зрит на Россию, Зрит на Петрополь, Зрит на родных. Зрит на пииту, Жизнь и успенье Кто ее пел, Чей в умиленье Дождь на ланиту Искрой летел; Слышит звук лиры, Томные гласы Песни моей. Мира содетель, Святость и прочность Царства суть чьи! Коль добродетель И непорочность Слуги твои, Коих ко смертным Ты посылаешь Стражами быть, — Даждь, да над нами Ольги блаженной Плавает дух; Чтоб, как очами, Над полвселенной Неба сей друг Зрел нас звездами, Дланью багряной Сыпал к нам свет. Племя Петрово, Екатерины Здравьем чело, Сень бы Лаврова, Мирные крины — Всё нам цвело; Дни бы златые, Сребряны росы С облак лились. Не было б царства В свете другого Счастливей нас; Яда коварства, Равенства злого, Буйства зараз, Вольности мнимой, Ангел хранитель, Нас ты избавь! И средь эфира, В дебри тьмозвездной, В райской тиши, Где днесь Пленира, Друг мой любезный, Сердца, души В ней половину, Гений России, Призри мою! Начало 1795

К АНЖЕЛИКЕ КАУФМАН {*}

Живописица преславна, Кауфман! подруга муз! Если в кисть твою влиянна Свыше живость, чувство, вкус, И, списав данаев, древних Нам богинь и красных жен, Пережить в своих бесценных Ты могла картинах тлен, — Напиши мою Милену Белокурую лицом, Стройну станом, возвышенну, С гордым несколько челом; Чтоб похожа на Минерву С голубых была очей, И любовну искру перву Ты зажги в душе у ней; Чтоб, на всех взирая хладно, Полюбила лишь меня; Чтобы сердце безотрадно В гроб с Пленирой схороня, Я нашел бы в ней обратно И, пленясь ее красой, Оживился бы стократно Молодой моей душой. Начало 1795

ФЛОТ {*}

Он, белыми взмахнув крылами По зыблющей равнине волн, Пошел, — и следом пена рвами И с страшным шумом искры, огнь Под ним в пучине загорелись, С ним рядом тень его бежит; Ширинки с шлемов распростерлись, Горе пред ним орел парит. Водим Екатерины духом, Побед и славы громкой сын, Ступай еще, и землю слухом Наполнь, о росский исполин! Ты смело Сциллы и Харибды И свет весь прежде проходил, — То днесь препятств какие виды? И кто тебе их положил? Ступай, — и стань средь океана, И брось твоих гортаней гром. Европа, злобой обуянна, И гидр лилейных бледный сонм От, гроз твоих да потрясется, Проснется Людвиг звуком лир! Та дщерью божьей наречется, Кто даст смущенным царствам мир. 12 июня 1795

ПРИГЛАШЕНИЕ К ОБЕДУ {*}

Шекснинска стерлядь золотая, Каймак и борщ уже стоят; В крафинах вина, пунш, блистая То льдом, то искрами, манят; С курильниц благовоньи льются, Плоды среди корзин смеются, Не смеют слуги и дохнуть, Тебя стола вкруг ожидая; Хозяйка статная, младая Готова руку протянуть. Приди, мой благодетель давный, Творец чрез двадцать лет добра! Приди, и дом, хоть не нарядный, Без резьбы, злата и сребра, Мой посети; его богатство — Приятный только вкус, опрятство И твердый мой, нельстивый нрав; Приди от дел попрохладиться, Поесть, попить, повеселиться Без вредных здравию приправ. Не чин, не случай и не знатность — На русский мой простой обед Я звал одну благоприятность; А тот, кто делает мне вред, Пирушки сей не будет зритель. Ты, ангел мой, благотворитель! Приди — и насладися благ; А вражий дух да отженется, Моих порогов не коснется Ничей недоброхотный шаг! Друзьям! моим я посвящаю, Друзьям и красоте сей день; Достоинствам я цену знаю, И знаю то, что век наш тень; Что, лишь младенчество проводим, — Уже ко старости приходим И смерть к нам смотрит чрез забор; Увы! — то как не умудриться, Хоть раз цветами не увиться И не оставить мрачный взор? Слыхал, слыхал я тайну эту, Что иногда грустит и царь; Ни ночь, ни день покоя нету, Хотя им вся покойна тварь. Хотя он громкой славой знатен, Но, ах! — и трон всегда ль приятен Тому, кто век свой в хлопотах? Тут зрит обман, там зрит упадок: Как бедный часовой тот, жалок, Который вечно на часах! Итак, доколь еще ненастье Не помрачает красных дней И приголубливает счастье И гладит нас рукой своей; Доколе не пришли морозы, В саду благоухают розы, Мы поспешим их обонять. Так! будем жизнью наслаждаться И тем, чем можем, утешаться, По платью ноги протягать. А если ты иль кто другие Из званых милых мне гостей, Чертоги предпочтя златые И яствы сахарны царей, Ко мне не срядитесь откушать, Извольте мой вы толк прослушать: Блаженство не в лучах порфир, Не в вкусе яств, не в неге слуха; Но в здравья и спокойстве духа, — Умеренность есть лучший пир. 1795

БОГИНЕ ЗДРАВИЯ {*}

Здравья богиня благая, Ввек ты со мною, Гигея, живи! В дни живота моего Мне ты сопутницей будь! Если обилье склабится смертным, Если гордятся они правовластным Блеском богатства, Если любови страстны желанья стремятся К сладким утехам на лоно, Если на отчи глаза Слезы младенец нежны манит, Ежели боги на нас с высоты Дождь благодати кропят разновидный, Если спокойство отшельных, Скромна нас жизнь веселит, — Всякая радость с тобой благовонней цветет. Если ж, богиня, ты отступаешь, Благо с тобой всё уходит от нас. 1795

СПЯЩИЙ ЭРОТ {*}

Ходя в рощице тенистой, Видел там Эрота я. На полянке роз душистой Спал прекрасное дитя. Сквозь приятный сон, умильный, Смех сиял в лице его, Будто яблочки наливны Рделись щеки у него. Почивая безоружным, Снежной грудью он блестел, По ветвям, над ним окружным, Лук спущенный, тул висел. Пчелы вкруг его летали, Как на роз шумящий куст, Капли меду собирали С благовонных сладких уст. В рощу грации вбежали И, нашед Эрота в ней, Потихоньку привязали К красоте его своей. Разбудя ж его, плясали Средь цветочных с ним оков, Неразлучны с тех пор стали, — Где приятность, тут любовь. 1795

АНАКРЕОН У ПЕЧКИ {*}

Случись Анакреону Марию посещать; Меж ними Купидону, Как бабочке, летать. Летал божок крылатый Красавицы вокруг, И стрелы он пернаты Накладывал на лук. Стрелял с ее небесных И голубых очей, И с роз в устах прелестных, И на грудях с лилей. Но арфу как Мария Звончатую взяла, И в струны золотые Свой голос издала, — Под алыми перстами Порхал резвее бог, Острейшими стрелами Разил сердца и жег. Анакреон у печки Вздохнул тогда сидя, «Как бабочка от свечки, Сгорю, — сказал, — и я». 1795

НА ПРЕБЫВАНИЕ СУВОРОВА В ТАВРИЧЕСКОМ ДВОРЦЕ {*}

Когда увидит кто, что в царском пышном доме По звучном громе Марс почиет на соломе, Что шлем его и меч хоть в лаврах зеленеют, Но гордость с роскошью повержены у ног, И доблести затмить лучи богатств не смеют, — Не всяк ли скажет тут, что браней страшный бог, Плоть Эпиктетову прияв, преобразился, Чтоб мужества пример, воздержности подать, Как внешних супостат, как внутренних сражать. Суворов! страсти кто смирить свои решился, Легко тому страны и царствы покорить, Друзей и недругов себя заставить чтить. 1795

ЗАЗДРАВНЫЙ ОРЕЛ {*}

По северу, по югу С Москвы орел парит; Всему земному кругу Полет его звучит. О! исполать, ребяты, Вам, русские солдаты, Что вы неустрашимы, Никем непобедимы: За здравье ваше пьем. Орел бросает взоры На льва и на луну, Стокгольмы и Босфоры Все бьют челом ему. О! исполать вам, вои, Бессмертные герои, Румянцев и Суворов! За столько славных боев: Мы в память вашу пьем. Орел глядит очами На солнце в высоты; Герои под шлемами — На женски красоты. О! исполать, красотки, Вам, росски амазонки! Вы в мужестве почтенны, Вы в нежности любезны: Здоровье ваше пьем! 1795