Стихотворения

Державин Гавриил Романович

СНИГИРЬ {*}

Что ты заводишь песню военну Флейте подобно, милый снигирь? С кем мы пойдем войной на Гиену? Кто теперь вождь наш? Кто богатырь? Сильный где, храбрый, быстрый Суворов? Северны громы в гробе лежат. Кто перед ратью будет, пылая, Ездить на кляче, есть сухари; В стуже и в зное меч закаляя, Спать на соломе, бдеть до зари; Тысячи воинств, стен и затворов; С горстью россиян всё побеждать? Быть везде первым в мужестве строгом, Шутками зависть, злобу штыком, Рок низлагать молитвой и богом, Скиптры давая, зваться рабом, Доблестей быв страдалец единых, Жить для царей, себя изнурять? Нет теперь мужа в свете столь славна: Полно петь песню военну, снигирь! Бранна музыка днесь не забавна, Слышен отвсюду томный вой лир; Львиного сердца, крыльев орлиных Нет уже с нами! — что воевать? Май 1800

НА

СМЕРТЬ СУВОРОВА {*}

О вечность! прекрати твоих шум вечных споров Кто превосходней всех героев в свете был. В святилище твое от нас в сей день вступил Суворов. Май 1800

ГИТАРА {*}

Шестиструнная гитара У красавицы в руках, Громы звучного Пиндара Заглушая на устах, Мне за гласом звонким, нежным Петь велит любовь. Я пою под миртой мирной, На красы ее смотря, Не завидуя обширной Власти самого царя; Взгляд один ее мне нежный Всех милей чинов. Пусть вожди в боях дерутся, В думах баре брань ведут; Алых уст ее коснуться — Вся моя победа тут. Поцелуй ее мие нежный Выше всех даров. Пусть герой свой блеск сугубит, Ждет бессмертия отлик; Милая меня коль любит, Мне блаженней века миг; И ее объятьи нежны Всех светлей венцов. 1800

ТИШИНА {*}

Не колыхнет Волхов темный, Не шелохнет лес и холм, Мещет на поля чуть бледный Свет луна, и спит мой дом. Как, я мнил в уединеньи, В хижине быть славну мне? Не живем, живя в забвеньи; Что в могиле, то во сне. Нет! талант не увядает Вечного забвенья в тьме; Из-под спуда он сияет: Я блесну на вышине. Так! пойду хотя в забаву За певцом Тииским вслед; И, снискать его чтоб славу, Стану забавлять я свет. Стану шуткою влюбляться, На бумаге пить и есть, К милым девушкам ласкаться И в сединах будто цвесть. Я пою, — Пинд стала Званка, Совосплещут музы мне; Возгремела балалайка, И я славен в тишине. Лето 1801

ТОНЧИЮ {*}

Бессмертный Тончи! ты мое Лице в том, слышу, пишешь виде, В каком бы мастерство твое В Омире древнем, Аристиде, Сократе и Катоне ввек Потомков поздных удивляло; В сединах лысиной сияло, И в нем бы зрелся человек, Но лысина или парик, Но тога иль мундир кургузый Соделали, что ты велик? Нет! философия и музы, — Они нас славными творят. О! если б осенял дух правый И освещал меня луч славы, Пристал бы всякий мне наряд. Так, живописец-философ! Пиши меня в уборах чудных, Как знаешь ты; но лишь любовь Увековечь ко мне премудрых. А если слабости самим И величайшим людям сродны, Не позабудь во мне подобны, Чтоб зависть улыбалась им. Иль нет, ты лучше напиши Меня в натуре самой грубой: В жестокий мраз с огнем души, В косматой шапке, скутав шубой; Чтоб шел, природой лишь водим, Против погод, волн, гор кремнистых, В знак, что рожден в странах я льдистых, Что был прапращур мой Багрим. Не испугай жены, друзей, Придай мне нежности немного: Чтоб был я ласков для детей, Лишь в должности б судил всех строго; Чтоб жар кипел в моей крови, А очи мягкостью блистали; Красотки бы по мне вздыхали, Хоть в платонической любви. Ноябрь 1801

ПРИНОШЕНИЕ КРАСАВИЦАМ {*}

Вам, красавицы младые, И супруге в дар моей Песни Леля золотые Подношу я в книжке сей. Нравиться уж я бессилен И копьем и сайдаком, Дурен, стар и не умилен: Бью стихами вам челом. Бью челом; и по морозам Коль вы ездите в санях, Летом ходите по розам, По лугам и муравам, То и праха не лобзаю Я прелестных ваших ног; Чувствы те лишь посвящаю, Что любви всесильный бог С жизнью самой в кровь мне пламень, В душу силу влил огня; Сыплют искры, снег и камень Под стопами у меня. 1801(?)

КРЕСТЬЯНИН И ДУБ {*}

Рубил крестьянин дуб близ корня топором; Звучало дерево, пускало шум и гром, И листья на ветвях хотя и трепетали, Близ корня видючи топор, Но,

в утешение себе, с собой болтали, По лесу распуская всякий вздор. И дуб надеялся на корень свой, гордился И презирал мужичий труд; Мужик же всё трудился И думал между тем: «Пускай их врут: Как корень подсеку, и ветви упадут!» Начало 1802

ОХОТНИК {*}

За охотой ты на Званку Птиц приехал пострелять; Но, белянку и смуглянку Вдруг увидев, стал вздыхать. Что такое это значит, Миленький охотник мой? Ты молчишь, а сердце плачет: Птицы ль не убил какой? Дев ли остренькие глазки Понаделали хлопот ? С их ланит, из алой краски, Зрел я, целился Эрот. Как же быть? И чем лечиться? Птичек ты багрил в крови: И тебе пришло томиться От смертельныя любви. 1802

ШУТОЧНОЕ ЖЕЛАНИЕ {*}

Если б милые девицы Так могли летать, как птицы, И садились на сучках, Я желал бы быть сучочком, Чтобы тысячам девочкам На моих сидеть ветвях. Пусть сидели бы и пели, Вили гнезды и свистели, Выводили и птенцов; Никогда б я не сгибался, Вечно ими любовался, Был счастливей всех сучков. 1802

СТАРИК {*}

Мне девушки шептали: «Ты стар, и сед, и лыс; Вот зеркало, — сказали, — Возьми и посмотрись». — «Что нужды мне, не знаю, Я стар, — сказал, — иль нет; А только уверяю, Что я душой не сед. И старику нужнее В веселии пожить, Приходит чем скорее Меня похоронить». 1802

ДЕРЕВЕНСКАЯ ЖИЗНЬ {*}

Что нужды мне до града? В деревне я живу; Мне лент и звезд не надо, Вельможей не слыву; О том лишь я стараюсь, Чтоб счастливо прожить; Со всеми обнимаюсь, И всех хочу любить. Кто ведает, что будет? Севодни мой лишь день, А завтра всяк забудет, И всё пройдет как тень. Зачем же мне способну Минуту потерять, Печаль и скуку злобну Пирушкой не прогнать; Сокровищ мне не надо: Богат, с женой коль лад; Богат, коль Лель и Лада Мне дружны, и Услад. Богат, коль здрав, обилен, Могу поесть, попить; Подчас и не бессилен С Миленой пошалить. 1802

К СКОПИХИНУ {*}

Не блещет серебро, в скупой Земле лежаще сокровенным. Скопихин! враг его ты злой, Употреблением полезным Пока твоим не оценишь, Сияющим не учинишь. Бессмертно Минин будет жить, Решившийся своим именьем Москву от плена свободить, И тот Демидов, что с терпеньем Свой век казну копил и вдруг Дал миллионы для наук. О! если Шереметев к дням Своим еще прибавил веку, То не по тем своим пирам, Что были дивом человеку, Где тысячи расточены, Народ, цари угощены! Где, как в волшебных неких снах, Зимой в мороз, против природы, Цветущую весну в садах, Шумящие с утесов воды И, звезд рассыпав миллион, Свой дом представил раем он. Нет! Нет! — не роскошью такой Его днесь в свете прославляют; Столы прошли, как сон пустой, Их гости скоро забывают; Но тем обрел он всех любовь, Что бедным дал, больным покров. Сии щедроты в род и род, Как солнечны лучи, не умрут; Со дня их на день блеск течет; От Бельта до Амура будут С почтением все зреть на них, По сущность учреждений их. Престань и ты жить в погребах, Как крот в ущельях подземельных, И на чугунных там цепях Стеречь, при блеске искр елейных, Висящи бочки серебра Иль лаять псом вокруг двора. Томимый скорбью водяной Чем больше пьет, тем больше жаждет; Вредом вред умножая свой, Сугубой слабостию страждет, Доколь причину он беды Не выгонит из жил — воды. Лишаясь неких польз своих, Держа Владимиров равенство В торгу противу стран чужих, Стяжал и честь и благоденство; Хоть часто чернь и злобный свет И добродетель злом зовет. Но нет! она в себе одной Все блага смертных заключает; Уча их оценять собой, Тем лавр и пальму доставляет, Кто мог без зависти терпеть На злато равнодушно зреть. Середина 1803