Стихотворения

Державин Гавриил Романович

ПОХВАЛА КОМАРУ {*}

Пиндар воспевал орла, Митрофанов — сокола, А Гомер, хоть для игрушек, Прославлял в грязи лягушек; Попе — женских клок власов, И Вольтер, я мню, в издевку Величал простую девку, Ломоносов — честь усов. Я, в деревне, для забавы, В подражание их славы, Проворчу тара-бара. Стройся, лира восхищенна, Слышь Виргилья вновь, вселенна: Я пою днесь Комара! Блаты, лес, луга, моря, Комаров летящих зря, Как гудят повсюду гулом, Иль как стрел с гремящим тулом Марс несется на войну, — Так с комарьей похвалою На Пегасе вскачь трубою Я колеблю тишину. Стихотворцы! став парадом, С лирами, с свирельми, рядом, Честь воздайте Комару, И согласным восклицаньем, Звоном, грохотом, бряцаньем, В бубны бейте: туру-ру. Мгла упала тлена с глаз: Мне предстал Микромегас, Головой небес касаясь, Через море нагибаясь, Как чрез чашу молока, И ужасною рукою Ловит, горстию одною, Корабли сквозь облака. Так с метлою я гайдука, Великанов древних внука, Комаров от барских яств Прочь гонящего, взираю; Я с гигантом рок равняю, С комарами — силы царств. Глас народа мне вещал: С дуба-де комар упал. Се по лесу звук раздался, Холм и дол восколебался, Океан встал из брегов. Не на быль ли баснь похожа, Что упал какой вельможа Из высоких вниз чинов? Встав из дрязгу теплым летом, Под блестящим солнца светом, Счастья плыл он на крылах. Комара, мудрец, паденьем Возгреми нравоученьем: Суета, скажи, всё — ах! Мужик корень вырвет древ; Комары, оттоль взлетев, Его роем окружают, Жалят всюду и пронзают: Не подобным ли война Из бездн ада, Люцифером, Излетела нам примером? Небо ей, земля полна: Ей Гомеры

и Мароны, Воздавали честь Мильтоны, Чтили брань в людях, в духах. Для чего ж полки комарны, Буйством столь же быстропарны, Не воспеть мне на стихах? Насекома мелка тварь, Хоть ничтожный прах Комар; Но по подвигах толиких, На крылах своих великих, Не преславен ли войной? Не равняется ли чванством, Своим бранным шарлатанством С первым вождем сей герой? Так, не храбрых воев свойством И не личным он геройством Города, страны берет; Но лишь издали пужаньем, Вводит в скуку, в страх жужжаньем И врасплох всех кровь пиет. Неисчетна тьма врагов, Как татар и калмыков, Саранчи рои, летая, Древле с визгом окружая, Ужас тщились навести; Из луков дождь стрел пущали, Остры копья простирали. Русских мнили погребсти; Мы от орд сих в защишенье Тактики ввели ученье И воздвигли города. Так от жал комарьих ныне, От носов их, жив в пустыне, Много вышло нам труда. Терпят взоры наши, нос, Что там верес, там навоз Жгут от войск сих в защищенье; Пологов там расширенье Доставляет сладкий сон; Для прохлады там в окошки Ставят из кисей рогожки; Но нельзя как выйти вон Без ограды из покоев, То, как лучший вождь героев, Бить чтоб турок, ввел каре, — Так боярыни средь Званки, С стеклом капор из серпянки Сшив, гуляют в фонаре. Так, друзья, мой слыша зов, Вы не бойтесь комаров! Комары не бесполезны, Могут быть еще любезны: Вялых двигают недвиг, Искусств служат к обретенью, Дают случай к дерзновенью Гордых щелкать в нос и шлык, У красавицы спесивой Сметь с улыбкою учтивой С нежной их согнать руки, И своим они мученьем Нрав мягчат нам сожаленьем, Как грызут их пауки. Что за туча на крылах Синим дымом на полях Поднималась, расширялась, Вдруг на землю опускалась? Затемнился солнца свет, Зачернелись небеса, Затопилися леса, Затруднился бег планет, Затуманились народы, Закипели мухой воды, Застенал и сам Нептун; На египетски границы Гнев небесной лег десницы, И Комар — ее перун! Столп из пламени был дан Весть юдеев в Ханаан. Пред грядущею весною В вечер, тихою зарею, Столп толчется комаров: Служит знаком селянину В поле гнать свою скотину И впрягать в плуга волов; Рыбакам метать сеть в воды, Идти девам в хороводы, Воспевать любви их жар, Жаворонкам вверх взвиваться, Соловьям вдаль раздаваться... И предтеча всем — Комар. Но ужели огнь мой весь К пенью комаров исчез? Мысль за мыслию стремится, Бездна бездн чудес их зрится: Булдыхана зрю я трон! Мандарины вкруг с усами, С черными сидят косами, С лысым, блещущим челом. Им рабы их на коленях Подают там на ступенях С насекомыми тьмы блюд. Лица радостны их, взоры; Сребро, злато и фарфоры С комарами им несут. Иль китайцам лишь Комар Дан природой в сладкий дар? Сколько птичек сладкопевных И козявок разноперных! Как китов, их чукчи ждут; Напротив того, и сами Комары сколь их носами Земнородных крови льют! Пролезают в узки щелки, Как пьянчуги для горелки, Где бы было что попить, И подьячий с их примеру В петлю рад хоть через веру И чрез совесть пощечить. Ах! на то ли мир создан, Чтоб был жертва и тиран? Вижу, в пышной колеснице, Уподобяся деннице, Выезжает исполин! Перстом делит он Европу, Угрожает ефиопу; Над ягненком зев там львин Уж разверзт, его хватает, Но Комар как вихрь влетает Алчущих тиранов в нос; Они чхают, упадают, Жертв в покое оставляют. Философам тут вопрос: Силен ли над нами рок? Комар агнца, мир сберег. Есть ли звезд определенье? Есть ли вышнее правленье? О, велик и ты, Комар! Общей цепи всех твореньев Не последний ты из звеньев. Не напрасно ль я мой дар В похвалу одних великих, Блеском тщетным отменитых, Приносил всегда людей? Между звезд и преисподней Кто суть пользой благородней? Дайте, дайте мне судей. Но найду ль я мыслей, слов, Чтоб прославить комаров? Слабы струны моей лиры. Окружает и порфиры Рой их, трон и алтари; И наушников бояться, Над зоилом издеваться, Брать их могут в цель цари, А геройства звуку, грому, Славы тщетныя содому Точный образ есть Комар: Зефир порхнет — к небу вьется; Борей дунет — и свернется: Он чудовище и пар. В микроскопе он, поверь, На ходулях дивий зверь; Хоботом — слону подобен; По крылам — дракон всем злобен; О шести ногах кулик; Тощ и мал, а льва тревожит; В конях, в тиграх ярость множит, Буйвол им ревет и бык, А Цербер с досады воет, Что, кусая, беспокоит Столь его живая грязь; Он по лёту — дух небесный! Алчбой крови — вождь известный, По усам — ордынский князь. Больше ж ты, Комар, во всем Схож с военным кораблем: Ты на парусах летаешь, Страшны громы испущаешь, Жжешь свирепо и язвишь; Ты снабжен кормой и носом И с предлинным тож насосом Часто на мелях сидишь, Грязнув в патоке, в сметане, И на зимнем твоем стане Замерзаешь тож, как он; А тепло лишь дхнет весною, Ты попутною порою Сам средь моря фараон! Но большую коль с меньшой Сравним вещь между собой, То поэзии пареньем Нам нельзя ль воображеньем Комаров равнять душам, Кои в вечности витают, Мириадами летают По полям и по лесам; В плоти светлой и прозрачной Воспевая век свой злачный, Не кусают, — нет там жал. О! когда бы я, в восторге Песни в райском пев чертоге, Комаром небесным стал! Здесь же в мире что, любя, Прославлял я столь тебя, То прошу теперь послушать И живьем меня не кушать, Не лезть в очи, не дуть в слух; Здесь жилище не небесно, Часто тварям в оном тесно, — Мы поссоримся, мой друг. Там духов одна порода, Братство, равенство, свобода; Пифагорцы можем быть, Ввек ничем не разделяться, Друг все другом насыщаться, Царь и раб друзьями жить. О Комар! колико свойств, Разных доблестей, геройств Тебя в свете отличают! Все народы величают Во свою тебя чреду. Ты лесник, травник и тундрик, Пикинер, трубач, цырульник, Мастер петь, пускать руду. Сколь мужей было великих Между нас и между диких! Всех была, прошла пора; Но тебя не позабудут: Мои песни вечно будут Эхом звучным Комара. 1807

НА ПРОГУЛКУ В ГРУЗИНСКОМ САДУ {*}

О, как пленительно, умно там, мило всё! Где естества красы художеством сугубы И сеннолистны где Ижорска князя дубы В ветр шепчут, преклонясь, про счастья колесо! 1807

ПРИЗНАНИЕ {*}

Не умел я притворяться, На святого походить, Важным саном надуваться И философа брать вид; Я любил чистосердечье, Думал нравиться лишь им, Ум и сердце человечье Были гением моим. Если я блистал восторгом, С струн моих огонь летел, Не собой блистал я — богом; Вне себя я бога пел. Если звуки посвящались Лиры моея царям, — Добродетельми казались Мне они равны богам. Если за победы громки Я венцы сплетал вождям, — Думал перелить в потомки Души их и их детям. Если где вельможам властным Смел я правду брякнуть в слух, — Мнил быть сердцем беспристрастным Им, царю, отчизне друг. Если ж я и суетою Сам был света обольщен, — Признаюся, красотою Быв плененным, пел и жен. Словом: жег любви коль пламень, Падал я, вставал в мой век. Брось, мудрец! на гроб мой камень, Если ты не человек. 1807

ЗАДУМЧИВОСТЬ {*}

Задумчиво, один, широкими шагами Хожу, и меряю пустых пространство мест; Очами мрачными смотрю перед ногами, Не зрится ль на песке где человечий след. Увы! я помощи себе между людями Не вижу, не ищу, как лишь оставить свет; Веселье коль прошло, грусть обладает нами, Зол внутренних печать на взорах всякий чтет. И мнится мне, кричат долины, реки, холмы, Каким огнем мой дух и чувствия жегомы И от дражайших глаз что взор скрывает мой. Но нет пустынь таких, ни дебрей мрачных, дальных, Куда любовь моя в мечтах моих печальных Не приходила бы беседовать со мной. 1807(?)

ВОДОМЕТ {*}

Луч шумящий, водометный, Свыше сыплюща роса! Где в тени в день знойный, летний Совершенная краса, Раскидав по дерну члены И сквозясь меж струй, ветвей, Сном объята в виде пены, Взгляд влекла души моей; Где на зыблющу склонялись Лилии блестящу грудь, Зарьных розы уст касались И желали к ним прильнуть; Воздух свежестью своею Ей спешил благоухать; Травки, смятые под

нею, Не хотели восставать; Где я очи голубые Небесам подобно зрел, С коих стрелы огневые В грудь бросал мне злобный Лель. О места, места священны! Хоть лишен я вас судьбой, Но прелестны вы, волшебны И столь милы мне собой, Что поднесь о вас вздыхаю И забыть никак не мог, С жалобой напоминаю: Мой последний слышьте вздох. 1807(?)

ПРИВРАТНИКУ {*}

Един есть бог, един Державин, Я в глупой гордости мечтал; Одна мне рифма — древний Навин, Что солнца бег остановлял. Теперь другой Державин зрится, И рифма та ж ему годится; Но тот Державин — поп, не я: На мне парик, на нем скуфья. Итак, чтоб врат моих приставу В Державиных различье знать, Пакетов, чести по уставу, Чужих мне в дом не принимать, Не брать от имреков пасквилей, Цидул, листов — не быть впредь филей, Даю сей вратнику приказ Не выпускать сего из глаз: На имя кто б мое пакеты Какие, письма ни принес, Вопросы должен на ответы Тотчас он дать, бумаг тех в вес, Сказать: отколь, к кому писанья? И те все произнесть признанья Свободным, без запинок, ртом; Подметны сплетни жги огнем. А чтоб Державина со мною Другого различал ты сам, — Вот знак: тот млад, но с бородою, Я стар — юн духом по грехам. Он в рясе длинной и широкой; Мой фрак кургуз и полубокой. Он в волосах, я гол главой; Я подлинник — он список мой. Он пел молебны, панихиды, И их поныне всё поет; Слуга был Марса я, Фемиды, А ныне — отставной поэт; Он пастырь, чад отец духовный, А я правитель был народный. Он обер-поп, я ктитор муз, И днесь пресвитер их зовусь. Кропит водой, курит кадилом, Он тянет руку дам к устам; За честь я чту тянуться с рылом И целовать их ручки сам. Он молит небеса о мире, Героев славлю я на лире; Он тайны сердца исповесть, Скрывать я шашни чту за честь. Различен также и делами: Он ест кутью, а я салму; Он громок многими псалмами, Я в день шепчу по одному. Державин род с потопа влекся; Он в семинарьи им нарекся Лиш сходством рифм моих и стон. Мой дед мурза, его дед поп. И словом, он со мной не сходен Ни видом, ростом, ни лицом; Душой, быть может, благороден, Но гербом не Державин он! В моем звезда рукой держима, А им клюка иль трость носима. Он может четки взнесть в печать, Я лирою златой блистать. А потому почталионов, Его носящих письма мне, Отправя множеством поклонов, Ни средь обедов, ни во сне Не рушь ты моего покою; Но позлащенной булавою С двора их с честью провожай; Державу с митрой различай, Январь 1808

АСПАЗИИ {*}

Блещет Аттика женами, Всех Аспазия милей: Черными очей огнями, Грудью пенною своей. Удивляючи Афины, Превосходит всех собой; Взоры орли, души львины Жжет, как солнце, красотой. Резвятся вокруг утехи, Улыбается любовь, Неги, радости и смехи Плетеницы из цветов На героев налагают И влекут сердца к ней в плен; Мудрецы по ней вздыхают, И Перикл в нее влюблен. Угождают ей науки, Дань художества дают, Мусикийски сладки звуки В взгляды томность ей лиют. Она чувствует, вздыхает, Нежная видна душа, И сама того не знает, Чем всех больше хороша. Зависть с злобой, содружася, Смотрят косо на нее, С черной клеветой свияся, Уподобяся змее, Тонкие кидают жалы И винят в хуле богов, — Уж Перикла силы малы Быть щитом ей от врагов. Уж ведется всенародно Пред судей она на суд, Злы молвы о ней свободно Уж не шепчут — вопиют; Уж собранье заседало, Уж архонты все в очках; Но сняла лишь покрывало — Пал пред ней Ареопаг! 24 апреля 1809

СИНИЧКА {*}

Синичка весення! Тиликать престань: Во время осенне Зяблику дань Ты платишь, и таешь, Вздыхаешь, вздыхаешь, вздыхаешь. Любить всем в природе Судьбой суждено, Но в птичьем народе, Ах! нужно одно, Что если пылаешь, Вздыхаешь, вздыхаешь, вздыхаешь, То помни, что лето Тотчас протечет; Что сердце, нагрето Лишь страстью, поет; Но хлад как встречаешь, Вздыхаешь, вздыхаешь, вздыхаешь. Так выбери ж птичку Такую себе, И в осень синичку Чтоб жала к себе И хладу не знала, Вздыхала, вздыхала, вздыхала. 15 июля 1809

НЕЗАБУДОЧКА {*}

Милый незабудка-цветик, Видишь, друг мой, я, стеня, Еду от тебя, мой светик: Не забудь меня. Встретишься ль где с розой нежной, Иль лилеей взор пленя, В самой страсти неизбежной Не забудь меня. Ручейком ли где журчащим Зной омоешь летня дня, И в жемчуге вод шумящих Не забудь меня. Ветерок ли где порханьем Кликнет, в тень тебя маня, И под уст его дыханьем Не забудь меня. 22 июля 1809

ОКОВЫ {*}

Лиза голову чесала Скромно гребнем золотым; Взявши волос, привязала К красотам меня своим. Быв окован цепью нежной, Я шутил — прервать хотел; Попытался — и железной Тверже цепь сию нашел. С самой той поры я в скуке, В тяжком плене нахожусь: Не могу уж быть в разлуке, Волоском за ней влекусь. И лишь тем я облегчаюсь, Успокоиваю грусть, Что к ней ближе прививаюсь И касаюсь сладких уст. 1809

АРИСТИППОВА БАНЯ {*}

Что вы, аркадские утехи, Темпейский дол, гесперский сад, Цитерски резвости и смехи И скрытых тысячи прохлад Средь рощ и средь пещер тенистых, Между цветов и токов чистых — Пред тем, где Аристипп живет? Что вы? — Дом полн его довольством, Свободой, тишиной, спокойством, И всех блаженств он чашу пьет! Жизнь мудрого — жизнь наслажденья Всем тем, природа что дает. Не спать в свой век и с попеченья Не чахнуть, коль богатства нет; Знать малым пробавляться скромно, Жить с беззаконными законно; Чтить доблесть, не любить порок, Со всеми и всегда ужиться, Но только с добрыми дружиться: Вот в чем был Аристиппов толк! Взгляните ж на него. Он в бане! Се роскоши и вкуса храм! Цвет роз рассыпан на диване; Как тонка мгла иль фимиам, Завеса вкруг его сквозится; Взор всюду из нее стремится, В нее ж чуть дует ветерок; Льет чрез камин, сквозь свод, в купальню, В книгохранилище и спальню Огнистый с шумом ручеек. Он нежится, и Апеллеса Картины вкруг его стоят: Сверкают битвы Геркулеса; Сократ с улыбкою пьет яд; Звучат пиры Анакреона; Видна и ссылка Аполлона, Стада пасет как по земле, Как с музами свирелку ладит, В румянец роз пастушек рядит: Цветет спокойство на челе. Иль мирт под тенью, под луною, Он зрит, на чистом ручейке Наяды плещутся водою, Шумят, — их хохот вдалеке Погодкою повсюду мчится, От тел златых кристалл златится, И прелесть светится сквозь мрак. Всё старцу из окна то видно; Но нимф невинности не стыдно, Что скрытый с них не сходит зрак. А здесь — в соседственном покое, В очках друзей его собор Над книгой, видной на налое, Сидит, склоня дум полный взор, Стихов его занявшись чтеньем; Младая дщерь на цитре пеньем Между фиялов вторит их. Глас мудрости живей несется, Как дев он с розовых уст льется, Подобно мед с сотов златых. «О смертные! — поет Арета, — Коль странники страны вы сей, Вкушать спешите блага света: Теченье кратко ваших дней. Блаженство нам дарует время; Бывает и порфира бремя, И не прекрасна красота. Едино счастье в том неложно, Коль услаждать дух с чувством можно, А всё другое — суета. Не в том беда, чтоб чем прельщаться, Беда пороку сдаться в плен. Не должен мудрым называться, Кто духа твердости лишен. Но если тело услаждаем И душу благостьми питаем, Почто с небес перуна ждать? Для жизни человек родится, Его стихия — веселиться; Лишь нужно страсти побеждать. И в счастии не забываться, В довольстве помнить о других; Добро творить не собираться, А должно делать, — делать вмиг. Вот мудра мужа в чем отличность! И будет ли вредна тут пышность, Коль миро на браду занес И час в дом царский призывает, Но сирота пришел, рыдает: Он встал, отер его ток слез? Порочно ль и столов обилье, Блеск блюд, вин запах, сладость яств, Коль гонят прочь они унынье, Крепят здоровье и приятств Живут душой друзьям в досугах; Коль тучный полк стоит в прислугах И с гладу вкруг не воют псы? Себя лишь мудрый умеряет И смерть, как гостью, ожидает, Крутя, задумавшись, усы». Но вдруг вошли, пресекли пенье От Дионисья три жены, Мужам рожденны на прелыценье: Как нощь — власы, лицом — луны, Как небо — голубые взоры; Блеск уст, ланит их — блеск Авроры, И холмы — в дар ему плодов При персях отдают в прохладу. «Хвала царю, — рек, — за награду; Но выдьте вон: я философ». Как? — Нет, мудрец! скорей винися, Что ты лишь слабостью не слаб. Без зуб воздержностью не дмися: Всяк смертный искушенья раб. Блажен, и в средственной кто доле Возмог обуздывать по воле Своих стремленье прихотей! Но быть богатым, купно святу, Так трудно, как орлу крылату Иглы сквозь пролететь ушей. 1811