Стилист
Шрифт:
– Редкий человек, – согласился Гордеев. – В наше время таких поискать. Кстати, вы давно его видели в последний раз?
– Дней десять назад, он привозил от Соловьева готовую рукопись.
– А до того?
– До того? – Есипов задумался. – Только в день рождения, пожалуй. Да, точно, пятого апреля мы с Воронцом и Автаевым приезжали поздравить Соловьева.
– И по телефону не общались?
– Ну как же, он звонил нам, чтобы договориться, когда ему приехать с рукописью. Конец не ближний, ехать без предупреждения рискованно, а вдруг Воронца на месте нет?
– А что, кроме Воронца, никто
– Нет. Это правило. Рукописи принимает только ведущий редактор серии. Воронец ведет серию «Восточный бестселлер», и работы Соловьева принимает только он. И потом, даже если просто привезти рукопись и оставить ее на столе, все равно придется приезжать еще раз. Редактор в присутствии автора или переводчика определяет объем рукописи, передает дискету в производственный отдел, где ее проверяют и переписывают текст в компьютер. Если в договоре предусмотрена выплата части гонорара в момент передачи рукописи, то издательство выдает деньги. Но для этого нужно подтверждение редактора, что рукопись сдана в надлежащем виде и без нарушения сроков. Если срок нарушен, то с переводчика вычитается штраф, определенный процент за каждый день просрочки, и это тоже определяет редактор. Короче, сами видите, приезжать и не застать Воронца – бессмысленно.
– Давайте еще раз уточним. Вы общались с Кореневым пятого апреля, когда приезжали поздравить Соловьева с днем рождения. В следующий раз вы общались по телефону, когда Коренев договаривался о времени приезда в издательство. Правильно?
– Да.
– Кому он звонил? Лично вам или Воронцу?
– Вообще-то Воронцу, но Семена не было на месте, и Андрея соединили со мной.
– И что было дальше?
– Я сказал, что Семен будет на следующий день с одиннадцати до шести и Андрей может приехать назавтра в любое время.
– Он после этого перезванивал Воронцу?
– Н-не знаю, – неуверенно произнес Есипов. – Кажется, нет. Во всяком случае я не помню, чтобы Семен говорил мне об этом.
– Хорошо. На следующий день Коренев приехал. Так?
– Да. Часов около пяти вечера.
– К вам он заходил?
– Нет, специально не заходил. Семен зашел подписать бумагу на выплату денег Соловьеву, я понял, что Андрей приехал, и сам зашел в кабинет Воронца. Хотел спросить, как дела у Владимира Александровича.
– А почему об этом надо было спрашивать у Коренева? – удивился полковник. – У самого Соловьева вы спросить не могли?
– Я уже говорил, он никогда не жалуется на здоровье, считает, что это недостойно настоящего мужчины. А у нас производство, причем производство плановое. И мы должны точно знать, сможем мы издать книгу в запланированные сроки или нет. Конечно, когда речь идет о в принципе здоровом человеке, мы не думаем каждые пять минут, что он может заболеть. Но когда речь идет об инвалиде, мы должны постоянно держать в уме, что он может выйти из строя в любой момент и надолго задержать рукопись. Понимаете? Поэтому я при каждом удобном случае спрашивал Андрея о здоровье Владимира Александровича. А самого Соловьева послушать – так его можно хоть завтра в космос отправлять. Даже на головную боль никогда не посетует. Необыкновенно стойкий характер.
– И что же вам ответил Коренев в тот раз?
– Что все хорошо,
– Вы передали с Кореневым один экземпляр договора?
– Два. Один Соловьев подписывал и оставлял у себя, второй возвращал нам.
– Вы делаете два первых экземпляра или ксерокопируете?
– Конечно, копируем. Это не нарушение. Нигде не сказано, что оба экземпляра должны быть первыми. А что, это неправильно? – вдруг забеспокоился Есипов.
– Я думаю, что, раз у вас не было с этим никаких трудностей, значит, правильно, – успокоил его Гордеев. – Припомните, пожалуйста, как можно подробнее, о чем вы говорили с Кореневым по телефону и во время встречи в издательстве.
– По телефону – только о времени его приезда к Воронцу. А в издательстве – о том, что Владимир Александрович по-прежнему держит хороший темп, работает быстро. Может быть, благодаря уединенному образу жизни. Его ничто не отвлекает.
– Кто это сказал? Вы или Коренев?
– Андрей.
– А вы что на это ответили? Возразили?
– Нет, почему я должен возражать? Это же правда.
– Но ведь у Соловьева была любовница. Разве он на нее не отвлекался?
Есипов пожал плечами.
– Откуда мне знать? Я вообще узнал о ее существовании только теперь, когда ее убили.
– Хорошо, Кирилл Андреевич. Значит, из того, что говорил Коренев, никак нельзя было понять, что Собликова его интересует?
– Нет. Абсолютно.
– Каких еще знакомых или друзей Соловьева вы знаете?
– Еще? – Он задумался. – Сын. Но Владимир Александрович с ним почти не общается. Омерзительная личность.
– Чем же парень ему так досадил?
– Да ничем особенным. Просто мразь – и все. Наглый, лживый, ленивый, беспутный. Соловьев, как я уже говорил, избегает рассказывать о своих несчастьях. А такого сына он воспринимает именно как несчастье.
– Еще кто?
– Еще на дне рождения у него была женщина. Владимир Александрович сказал, что она его давняя знакомая. Совсем давняя, еще с тех времен, когда он в аспирантуре учился.
– Вы ее в первый раз видели?
– В первый. Как я понял, они много лет не встречались.
– Кто она такая? Чем занимается? Как ее зовут?
– Зовут, кажется, Анастасия, фамилию не знаю. Юрист на какой-то фирме. Подробнее Соловьев не рассказывал, а я не спрашивал.
Гордеев снял очки, сунул дужку оправы в рот и задумчиво погрыз ее. Потом положил очки на стол и вздохнул.
– Видите ли, Кирилл Андреевич, небольшая загвоздочка у нас с вами выходит. Соловьев категорически отрицает, что знал о присутствии Собликовой в своем доме той ночью. Как же так могло получиться? Человек не знает, что его любовница у него ночует? Абсурдно. Не знать об этом он мог только в одном случае: если Собликова приехала ночью и потихоньку вошла в дом. И зачем? Ответ может быть только одним: она приехала, чтобы уединиться с Кореневым. Значит, все-таки ревность, и Андрей ваш совсем не такой порядочный, как вы мне тут живописали.