Стирающие грани
Шрифт:
– Солдатик, угости женщину пивом, - обратилась она ко мне хрипловатым голосом.
– А я, может, отблагодарю тебя, - она кокетливо поправила грязную ткань платья на костлявом плече.
Я покосился на прилипалу, оценивая – что нужно сделать, чтоб избавиться от такого соседства. И решил, что проще будет сделать, что она просит – это был шанс закончить ужин без грязной ругани и пьяных истерик.
– Закажи себе – я заплачу. И убирайся – благодарить меня не надо.
Мой слова звучали, наверное, убедительно – она удивленно икнула и пошла за пивом, оставив нас с мальцом дожевывать обед.
Но когда каши оставалось уже на дне, она вернулась снова.
– Я не люблю в долгу оставаться, - почти гордо заявила она. – Давай, солдатик, я тебе погадаю, - заявила она тоном, не терпящим возражений, и схватила меня за руку. Не знаю почему, но препятствовать я не стал.
Гадалка долго изучала мою ладонь, выпячивая глаза и что-то бормоча себе под нос, а потом отпихнула мою руку.
– Мрак покрой… Ничего не разберу я на этих орочьх граблях! – выкрикнула она и тут же схватила за руку Симона.
– Я вот лучше мальцу погадаю…
Пока пьяная ведьма вертела мальчишечью ладонь, Симон другой рукой ловко вытер остатки каши последним кусочком хлеба и запихнул все это себе в рот.
– Ничего не понимаю… Так не бывает… - пробормотала старуха и отбросила руку Симона с таким видом, словно это была готовая ужалить змея.
– Так не бывает! Не может быть! – заорала она вдруг. – Головы нескольких орков из другого угла снова повернулись в нашу сторону.
– Чего орешь! – шикнул я. – Не умеешь, так и не лезь!
Но дурную бабу едва не перекосило.
– Он словно и не живет вовсе! Нет линии Судьбы на руке, и линии жизни тоже.. нет! – продолжала она все с тем же громким шипением.
– И у тебя – нет! У вас обоих! – снова завопила она.
– Заткнись! – рявкнул я. – Нечего мне пугать мальчишку! – Ты, дура пьяная, и своих рук не видишь! Тоже мне, гадалка… Щас выйду на улицу и шепну на ушко кому-нить из стражи, чем ты тут занимаешься, - добавил я уже тихо, пристально глядя гадалке в глаза.
Этого было достаточно, чтобы она тут же потеряла дар голоса.
– Пошли отсюда, - скомандовал я, и Симон быстренько вскочил со скамейки, подхватывая на ходу свою тощую котомку.
Оставив деньги за еду, мы быстро зашагали к выходу, провожаемые – теперь уже подозрительными - взглядами орочьей компании.
По улице мы шли молча, пока погрустневший Симон не задал ожидаемый вопрос:
– А почему это она сказала, что мы словно и не живем?
– Ты что, поверил пьяной тетке? Да она и носа своего не увидит – вдуть столько пива! – возмутился я. – Или ты чувствуешь себя трупом?
– Нет, не чувствую, - вздохнул Симон, не обратив внимания на мою язвительность. – Но как-то странно она смотрела на мою руку – словно испугалась.
– Ага, а мою вообще граблями обозвала, - буркнул я. – То что мне теперь – рукою только листья грести?
Мальчишка улыбнулся, но как-то кисло.
– Я вот просто думаю – все вокруг меня какое-то ненастоящее. Иногда мне кажется, что и сам я – словно ненастоящий. Словно сплю я, а это мне все сниться… - такая вдруг недетская тоска прозвучала в голосе мальчика, что я остановился.
– А ты не думай чепуху всякую, - уверенно сказал я, опустив свою руку на худенькое плечо.
– Я отведу тебя обратно к тетке, да припугну ее так, чтоб впредь неповадно было тебя обижать. И будет у тебя все хорошо, вот увидишь.
– Шрам, не хочу я к тетке. Я с тобой остаться хочу…
– Со мной – эт вряд ли, - вздохнул я. – Орк – не лучшая компания для мальчика. Тем более – с драной башкой. А вдруг я – преступник какой? Мрак эт знает…
– Нет, ты хороший, - уверенно сказал Симон.
– За хорошего – благодарю. Но лучше тебе будет попозже вернуться домой. А у меня – сам видишь – нет дома. Да и вряд ли будет.
– И у меня нет дома! Там меня никто не любит, - всхлипнул Симон, продолжая идти. Котомка на длинной веревке качалась у него на плече.
– Ну, брат – любовь – такая штука… заслужить ее надо, - сказал я то, в чем сам сомневался. – Никто просто так никого любить не будет…
– Ну вот ты – ты же живешь так, словно всех любишь! Ты же делаешь добрые дела, - огорошил меня своими выводами Симон. От неожиданности я снова остановился.
– Ты эт чего, друг? Эт я, значит, люблю всех? Ты просто плохо меня знаешь… И то, что я делаю…
– Я знаю больше, чем ты думаешь! – выпалил вдруг Симон, глядя мне прямо в глаза. – И чем ты сам о себе знаешь!
– Чаго? – не понял я.
– Того… - вздохнул мальчик. – Мысли я читаю… Не всегда, правда, а только когда очень надо.
– И мои?
– Твои – в первую очередь, - махнул рукою малыш. – Думаешь, я бы пошел просто вот так вот, куда глаза глядят, с незнакомым орком?
Теперь пришла моя очередь делать большие глаза.
– Ну и что ж ты обо мне такого знаешь? – не утерпел я.
– Что девушка тебе сниться, которую ты ищешь, и мерещится тебе везде, и не дает покоя. Ты думаешь – душа ее правды хочет, потому и говорит с тобой во сне… Но только не так все это…
Мальчик вдруг смолк на полуслове и быстро оглянулся, приложив палец к губам.
Не смотря, что вокруг стояла тишина, я тоже ощутил приближающуюся опасность – она была как запах, чуть горьковатый привкус дыма… Мы почувствовали это оба – ледяное дыхание смерти за нашими спинами. И оно приближалось.