Стирающие грани
Шрифт:
– Конечно! Чего вы хотите?
– Первое – не называй меня больше на «вы». Я, бесспорно, старше тебя, но это не имеет значения. Называй меня просто «Руфус – ты», договорились?
– Как скажете… Как скажешь, Руфус. А второе?
– Нет ли у тебя чего-нибудь поесть? Я голоден, как стая волков.
– Конечно же! Сейчас, я быстро.
Как можно скорее девушка собрала скудный ужин – каша и небольшой ломоть хлеба, но и эта скромная еда исчезла с тарелки в два счета.
– Благодарю…
Всматриваясь в лицо Руфуса, впервые за все это время она заметила, как немного посветлели его впалые щеки.
– Теперь мне снова надо поспать. Но это уже ненадолго. Ты тоже отдыхай.
– Да, я тоже пойду спать, - поспешно согласилась Ая. – Ночи тихой!
– Ночи тихой и тебе.
Но еще долго не могла уснуть девушка, клубочком свернувшись на тощей соломенной подстилке. Сердце колотилось тревожною птицей, а память услужливо перебирала все сказанные им слова – неспешно, по одному, как драгоценные камушки. Но самим драгоценным было ее собственное имя, звучавшее в его устах какой-то странной музыкой. «Он не забыл, как меня зовут! Он не забыл…»
А с первыми лучами рассвета девушка поднялась со своей и постели и тихо, чтобы не будить спящего, пошла в город. Денег у нее не было – то немногое, что оставил ей Элон, почти полностью ушло на еду, воровать она не умела, и о том, чтобы заработать, тоже не могло быть и речи – она и так рисковала, оставляя Руфуса одного – он еще слишком слаб, чтобы защитить себя в случае опасности. Нескольких монет, которые у нее оставались, хватило бы еще на пару хлебных лепешек, и ради этого не надо было уходить так далеко – на рынок на окраине города, но она хотела большего…
У неприметных дверей лавки перекупщика она чуть помедлила – осторожно сняла с шеи скромное, но очень красивое ожерелье – подарок своего мужа. Бывшего. Ниточка перевитых нехитрым плетением полудрагоценных камней – ниточка, связывающая ее с ее прежней жизнью. Неман…Ей вовсе не хотелось избавляться от памяти о нем, но у нее не было больше ничего, что можно было бы продать. Да и еще одно – носить память о своем замужестве именно теперь ей почему-то не хотелось.
«Память – она в сердце. А то, что на шее – только побрякушки», - прошептала Ая самой себе и решительно переступила порог лавочки.
И вышла она оттуда со счастливой улыбкой, зажимая в ладошке несколько монет – не много, но хватит на то, что ей нужно.
И если бы на рынке нашелся хотя бы один человек, не занятый своими хлопотами, он бы обязательно обратил внимание на худенькую девушку, что шла между лотками с товаром, улыбаясь своим мыслям и рассеяно качая головой в ответ на зазывания продавцов – таким умиротворенным светом лучились ее голубые глаза…
Было уже далеко пополудни, когда Ая наконец переступила порог своего временного убежища.
– Ая? Что-то случилось? – Руфус поднялся ей навстречу, напряженно всматриваясь в ее лицо, но сразу же успокоился, стоило ей улыбнуться.
– Прости, я задержалась… Я принесла нам поесть. А это… Это для тебя.
Белая рубашка из тонкого полотна развернулась в ее руках, похожая на белоснежные крылья.
Руфус долго молчал, пока Ая стола в нерешительности, протягивая ему свой подарок. Возражения были излишни; наконец он взял подарок и провел ладонью по нежной ткани.
– Благодарю. Ты даже не представляешь, какой это ценный для меня подарок, - наконец тихо сказал он. Рука Руфуса на мгновение задержалась на теплой ладошке Аи. Взгляд ярко-голубых глаз вдруг сплелся со взглядом его – пламенно-черных.
За их спинами резкий скрип открывающейся двери заставил обоих вздрогнуть.
– О! Наконец-то! Рад видеть вас в добром здравии. А то я уже начал сомневаться, не напрасны ли были наши старания.
Лицо Элона еще хранило следы недавнего похмелья; так и не поздоровавшись, он уселся на лавку за столом.
– Наш великий маг снова жив?
Аю почему-то передернуло от скрытой в его словах насмешки, но Руфус ответил совершенно спокойно:
– Снова жив и наконец способен поговорить с вами.
Он осторожно положил подарок Аи на край единственной кровати и сел за стол напротив Элона.
– Вот и прекрасно. А то я уже начал думать, что мы освободили не того человека.
Руфус снова проигнорировал словесный выпад собеседника; все еще бледное его лицо оставалось непроницаемым.
– Я прекрасно понимаю, чем вы оба рисковали, решив освободить меня. Я вам благодарен. Но, думаю, вас не интересуют мои слова благодарности, поэтому давайте перейдем сразу к делу. Что вы хотите в обмен на мою свободу? И если это в моих силах, вы это получите.
– Если вы и вправду тот Руфус, которого все кличут Оборотнем, то мое желание должно быть вам вполне по силам, - немного резко ответил Элон. – Ничего сверхъестественного я не хочу, все очень просто: деньги и слава. Много денег. И право стоять возле императора на праздничном богослужении.
Глаза Аи от удивления стали похожи на голубые блюдца – то, о чем говорил сейчас Элон, было для нее полной неожиданностью. Да, замыслив свой дерзкий план, они хотели именно безбедной жизни для себя, но право стоять возле императора! Да еще на богослужении, которые они оба не посещали уже много времени, откровенно презирая ревностных верующих. Такое право было доступно только избранным вельможам из самых благородных, но уж никак не безродному вору с окраины Керна, пусть сколько бы денег у него не было… Девушка хотела было рассмеяться удачной шутке, но вдруг с ужасом поняла, что он не шутит. Глаза Элона сверкали незнакомым, хищным огнем, и от этого ей вдруг стало холодно – хотя он ни разу пока не взглянул в ее сторону, словно Аи здесь и не было.
Полуулыбка мелькнула на лице Руфуса, но ответил он сразу:
– Что ж… Я понимаю вас, молодой человек. Думаю, что смогу осуществить то, к чему вы стремитесь, хотя на это и уйдет некоторое время. Но… я хотел бы знать, говорите ли вы сейчас и от имени вашей напарницы тоже? Это – то, чего хотите вы оба?
– Нет. Это МОЕ желание. Чего хочет Ая, пусть решает она сама, - голос Элона звучал решительно и резко – и он по-прежнему не смотрел на нее.
Ая почувствовала, как к горлу подступают непослушные слезы. Она почти физически чувствовала, как за эти несколько мгновений, пока длился разговор, между ней и Элоном выросла незримая стена, которая с каждой секундой разделяла их все больше. Стараясь удержать слезы, она смотрела на этого – теперь уже окончательно чужого человека – сознавая, что так и не знала его до сих пор. Человека, который уже вычеркнул ее из своей жизни – легко, словно смахнул с игральной доски ненужную фигуру – она уже отыграла свою партию…