Стирающие грани
Шрифт:
– Пошли, - позвал Руфус, заглядывая в дом. – Ты же спать еще не собираешься?
Ая выскользнула во двор и покорно пошла вслед за Руфусом – к калитке – и дальше, к лесу. Оранжевое солнце катилось к закату, и непоседливый весенний ветер разливал повсюду дурманящие запахи созревающих трав. Свежестью и чистотой дышало высокое небо, что уже начало наряжаться полосками желто-красного теплого сияния, словно стелило солнцу – своему возлюбленному – мягкую постель из золотых облаков.
Засмотревшись на окружающее великолепие, двое шли молча до самого перелеска, миновав узкую полоску которого, вышли к широкому лугу.
– Да, я был прав, отправившись в это место. Нет ничего целебней тишины и свежего воздуха… Особенно – когда провел в клетке десять лет.
Руфус внимательно посмотрел в глаза Аи.
– Не боишься?
– Нет, - коротко ответила она, не уточняя, чего именно.
Руфус больше не стал тратить времени на слова и, склонившись к земле, стал бормотать слова заклинаний, повторяя в воздухе уже виденные ею пассы.
Когда изменения закончились, стоявшее пред нею существо было намного больше того, каким оно показалось ей впервые – ограниченное стенами – и раз примерно в десять больше ее самой. Но сейчас величественный вид этого страшного и вместе с тем красивейшего создания де вызывал у нее больше страха.
Дракон сделал несколько шагов когтистыми лапами и – оттолкнувшись в мощном прыжке от земли – расправил огромные крылья и взмыл в воздух.
Вид летящего дракона был столь величественным и завораживающим, что девушка просто открыла рот, наблюдая за ним снизу.
До чего же он был красив – весь – ликующая сила и неудержимый порыв! Ничего более прекрасного в своей жизни она точно не видела…
Летающий дракон вдруг сделал круг над ее головою – и опустился на землю.
– Шшаддишшь мнне нна шшпинну, - озвучил он самое дерзкое желание из всех, что приходили в голову Ае.
– А… можно?
– Я шшам предлгайу…
Подождав, пока девушка устоится на его плечах, обхватив мощную шею, дракон снова подпрыгнул и расправил кожистые мощные крылья.
Покружив над землею, они вдруг взмыли вверх – от страха и радости Ая закричала во весь голос – и рассмеялась…
Там, в плывущей пелене облаков, перестало существовать все – были только они во всем бескрайнем небе, неудержимый стремительный полет – и свистящий в ушах ветер…
Опомнилась Ая уже на земле – вернее, сидя на траве рядом с Руфусом, уже – человеком.
Вязкие густые сумерки обнимали их со всех сторон.
– Ну, как впечатления? – спросил он свою ученицу.
Ая только развела руками – восторженное выражение все еще не сходило с ее лица. Руфус улыбнулся.
– Со мной было такое же в первый раз…
Сухо потрескивали догорающие в камине дрова; успокаивающее тепло разливалось в маленькой комнате, словно река, что тихо вышла из берегов.
Едва вздымающееся ленивое пламя неспешно облизывало красными язычками угли, отбрасывая слабые отсветы на лица двоих людей, что молча сидели возле камина.
Утомленные долгими разговорами, они просто молчали сейчас.
Мужчина иногда поднимал глаза, бросая на девушку быстрый взгляд, и тогда со стороны могло показаться, что глаза его вспыхивают в темноте.
Пустой кувшин, в котором еще недавно хранилось вино, сиротливо стоял на углу маленького столика.
– Знаешь… - произнес вдруг Руфус, и пламя в камине вдруг испуганно вздрогнуло, словно от неожиданности, и всколыхнуло ярче.
– Я иногда задаю себе вопрос – почему именно ты? И не нахожу на него ответа. Я помню твои глаза – там, на базаре, два пронзительных ледяных колодца, в которых под дымкою страха светилось любопытство… и что-то еще, чему я так и не нашел названия. Почему-то я запомнил именно эти твои глаза – и волосы, словно неровно срезанная солома… Там, в тюрьме, у меня было много времени – собственно, у меня было только время. Я часто вспоминал тебя, сам не зная, почему. И был рад, что книга досталась тебе. Я не сомневался, что когда-нибудь ты ее обязательно прочтешь…
– Я прочла ее, - негромко ответила Ая. – Может быть, именно потому я здесь, с тобой, кого считают едва ли не самым страшным преступником, прячусь от бдительных глаз стражи, а не варю кашу для мужа где-нибудь в своей деревне…
Девушка засмеялась неровным, немного пьяным смехом. Руфус тоже улыбнулся в ответ.
– И все-таки, если судьба действительно есть, то у нее неплохое чувство юмора.
– Нет судьбы!
Ая вдруг резко поднялась со своего кресла, подошла вплотную к собеседнику и без тени улыбки заглянула ему в глаза.
– Нет судьбы, - повторила она негромко. – Есть ты и есть я. И они. А еще -наши желания, чувства и страхи. И все это ложится на полотно случая таким причудливым узором, который не повторяется никогда – ни разу! Все это и называют судьбою. Но как может каждый наш поступок, каждая прихоть, каждая ошибка быть предусмотренной кем-то, пусть даже несравненно более мудрым? И если даже так, то почему этот кто-то может решать за меня, за тебя или за них, потому что он знает лучше, что нам нужно? Бред! Кто может лучше меня знать, чего я действительно хочу? Кто может предусмотреть, что я сделаю через следующих десять ударов сердца, если я сама иногда этого не знаю?
Теперь уже казалось, что глаза светятся у них обоих.
Ая вдруг потянулась и прижалась губами к его губам.
– А это… Это тоже предусмотрено судьбою? – едва слышно прошептала она.
– Это и есть судьба, - так же шепотом ответил он, привлекая ее к себе. – Потому что этого хотим мы оба…
Слабенький огонек еще раз вспыхнул на отдающих тепло углях и погас окончательно, словно стыдясь быть невольным свидетелем ненасытных поцелуев и пламенных объятий двоих, охваченных страстью, что разгоралась неудержимее лесного пожара.
И только ночь подглядывала яркими глазами звезд сквозь узкое окошко; но двоим в комнате было уже не до нее…
СКОЛЬКО ЛИЦ У ЗЕРКАЛА СУДЬБЫ
Керн – когда-то столичный, а сейчас – просто большой и суетливый город произвел на меня почему-то неприятное впечатление. Может, благодаря его жителям – слишком уж безразличными были их глаза и одинаковыми – лица. В отличие от маленьких городков и деревушек, где жили почти одни только люди – здесь можно было встретить представителей разных рас. Даже орки были здесь не редкостью. И весь этот пестрый – неустанно снующий туда-сюда люд понимал только один язык – язык денег. А как раз с этим у нас с Симоном были проблемы.