Стирающие грани
Шрифт:
– Шрам… - шепнул Симон, и не смотря на мой запрещающий жест, - продолжил все тем же горячим шепотом
– Солдаты… Их много. И они идут за нами…
– За мной, - уточнил я то, в чем не сомневался, хотя по прежнему не слышал ни звука. – Беги, ты успеешь.
– Я не брошу тебя! – пискнул мальчишка, и вдруг спасительная мысль пришла мне в голову – и я бросился рыться в заплечной сумке.
– Вот! – мне наконец удалось выудить оттуда амулет, завернутый в кусок ткани.
– Спрячься, а утром беги к серым воротам и жди меня там. Если я не приду, иди к любому Храму и отдай это жрецу. Когда тебя спросят – расскажешь, что на нас напали, когда мы путешествовали из города к тебе домой.
– Что это? – недоверчиво изогнул брови Симон.
– Это – мой шанс на спасение. – А теперь – беги!
– Все будет хорошо, Шрам, - сказал мальчик на прощание и пожал мне руку – это выглядело так, словно он меня успокаивает, а не наоборот.
Больше не теряя времени, Симон юркнул в боковую улочку, уходящую вниз и влево от мощеной городской дороги, ведущей к выходу из города – к торговым серим воротам, и растворился в ней. А я продолжил свой путь, словно ничего не случилось.
Но – действительно ничего не случилось, кроме навязчивого желания укрыться от незримой, но реальной угрозы, которая словно нависла над головою. У меня такое бывало – когда я знал что-то невесть откуда, знал без слов, и не сомневался в этом знании. Странным было только то, что мальчишка почувствовал то же – как и его секрет с мыслями… Надо будет расспросить его об этом… Если мы еще встретимся.
Только теперь я услышал за спиною движение и присутствие. Развернувшись резким движением лицом к противнику, на ходу я достал из-за спины любимый топор.
На расстоянии в несколько шагов от меня стояли солдаты. Около трех десятков, как успел я определить на первый взгляд. Он же был и последним – жгучая боль клюнула меня в висок, и мир, кувыркнувшись, рассыпался мелкими искрами…
Я проснулся от какого-то поспешного топота ног в тюремном коридоре, который вдруг затих и превратился в шарканье возле моей двери. Это меня сразу насторожило – сейчас ночь, и до кормежки еще далеко. Значит, ко мне идут не за этим.
Свет от фонаря, который первым протиснулся в затхлый мрак моей камеры, показался мне настолько ярким, что первые несколько минут я ничего не мог видеть. А когда глаза немного притерпелись к свету - то, что я увидел, заставило меня усомниться в их правдивости – передо мной стоял… первый министр Инальд Дурог. Хотя я сам не знаю, откуда мне было известно его лицо – но сейчас я был полностью уверен в том, кто ко мне пожаловал. Возможно, обостренное из-за близкой опасности чутье понемногу оживляло дохлую память… Но как бы там ни было, лицо министра было мне хорошо знакомо. Два тюремных стража с мечами, почти не дыша, замерли за его спиной. И еще один уже тащил в камеру деревянный стул – верно, единственное приличное сидение, что у них тут было.
Министр тяжело опустился на предложенный стул, даже не взглянув на него, и продолжил буравить меня глазами.
– Оставьте нас, - сказал он наконец негромко.
– Но, господин, это же опасный преступник…
– Я сказал – вышли вон! – рявкнул Инальд, и всех троих стражников мигом сдуло за дверь, при этом они все трое сошлись плечами и с трудом протиснулись в узкий проход. Я бы, наверное, смеялся, но сейчас мне было не до них.
Двери тихонько призакрылись, и я оказался наедине с первым министром королевства, который невесть за чем пришел ночью в мою камеру. В любом случае, это вряд ли сулило мне что либо хорошее.
Повисшее молчание ставало все тяжелее, но ночной гость разрушил его сам.
– Какой же ты все-таки урод… Даже для орка. Как жаль, что шрамы на твоей гадкой роже – не от моего ножа…
– Мы знакомы? – спросил я осторожно.
В ответ первый министр только хмыкнул и пробормотал себе под нос что-то нечленораздельное. Потом сделал вдруг жест рукой, призывающий к молчанию – хотя кроме нас двоих в камере никого не было - и с неожиданной прыткостью метнулся к двери и резко распахнул ее.
– Грязные крысы! – за дверью послышался рев министра и приглушенные крики боли кого-то еще.
– Встать по периметру! Охранять коридор, ублюдки! Если мне кто-то будет нужен – я позову. Но если кто-то еще помешает мне допросить свидетеля по важному делу…
Крики боли повторились опять.
Министр вернулся и, теперь уже плотно затворив за собой дверь, снова плюхнулся на стул.
Я с сожалением посмотрел на свои цепи – жаль, что они такие короткие, и дотянуться до горла первого министра нет никакой возможности.
Он понял мой взгляд, и коротко хохотнул.
– Нет, птенчик, на этот раз ты не ускользнешь от меня, даже и не надейся. Ты расскажешь мне все, что знаешь.
– Вряд ли вы узнаете от меня много, господин министр, - как можно вежливее отозвался я.
– Дело в том, что я сам мало что помню после того, как меня свистнули чем-то по башке – эт если вас интересует что-то из моего прошлого. А из…
– Заткнись! – зашипел вдруг министр, резко подавшись ко мне. От него пахнуло винным духом, но был еще какой-то запах, которого я сразу не смог разобрать.
– Заткнись, скотина… Если бы не ты, она не ушла бы тогда от моих людей, я поймал бы ее, поймал бы живой, и заставил бы заплатить за все… А теперь из-за тебя… я вынужден страдать, и ждать смерти! – закричал вдруг министр, наклонившись ко мне. В его полубезумных сейчас глазах плясало бешенство. Только теперь я понял, что он изрядно пьян.
– И ты еще мечтаешь выбраться отсюда живым? Да тебя разрежут на мелкие кусочки живьем и скормят собакам! Ты ответишь мне за все…
Терять мне было больше нечего – последняя надежда умирала в агонии. И – не верить министру не было никаких оснований – в ближайшем будущем мне тоже предстояло умирать в муках.
– Покрой вас всех мрак! – рявкнул я в ответ – терять действительно было нечего, - я имею право хотя бы знать, что я сделал такого, что меня запихнули в этот мраков каменный мешок, и что эт я могу знать такого, что меня собираются пытать до смерти, а я сам, мрак вас всех покрой, ни-че-го не понимаю!
Инальд икнул, нагнулся ко мне поближе, словно хотел рассмотреть искры лжи в моих глазах, и некоторое время молчал.
– Так тебе действительно отшибло память?
– Почему все задают мне именно этот вопрос? – буркнул я. – На кой мрак мне притворяться?