Стивен Эриксон Падение Света

Киницик Карбарн

– Он был к ним близок?

– К дочерям?
– Айвис подумал и покачал головой.
– Он терпел их. Спорить готов, данные им имена сами по себе красноречивы. Злоба, Зависть и Обида. Обида - та, которую убили и сожгли в печке.

Аномандер моргнул.
– Эта подробность до сих пор пугает меня, дружище.

– Трудновато было бы забыть, - согласился Айвис.
– Мы могли давно их выкурить, милорд, если бы не боязнь колдовства.

– Возможно, раз с нами Каладан Бруд, время пришло.

– Но вы скоро покинете нас, милорд. Сдержат

ли их простые кандалы?

– Ни в коем случае, - заверил Аномандер, - мы не оставим вас без защиты. Впрочем, я не имею понятия о могуществе Бруда. Он оказался умелым мастером, умеет двигать камни и говорит о магии земли, будто хорошо с ней знаком. Есть ли у него что-то еще? Знаю не больше вас, и жажду узнать. Вечером мы обсудим этот вопрос.

– Благодарю, милорд.

– Но я лишь мост. Каладан Бруд стоит на той стороне. Моя скромная задача - побудить тебя пересечь пролет.

– И все же я благодарен, милорд.

– Вечер подбирается, друг. Не пора ли покинуть башню?

– Продрогшие мои кости рады будут любому теплу, милорд.

Леди Сендалат слишком напоминала Вренеку его собственную маму. Пока она одевалась к обеду, он выскользнул из покоев и бродил по крепостным коридорам. На перекрестках встречал стражников - ходят парами, светят фонари, руки крепко сжимают короткие мечи. На него смотрели с тревогой, упрекали за то, что бродит беззаботно.

В нем по-прежнему видели ребенка. Хотя он мог бы возразить. Мог даже напомнить: именно против детей они так насторожены, дети заставили их бояться, шагая по комнатам и коридорам с оружием наголо, дрожать от каждой тени. Старый образ мыслей насчет детей и ребячества сгинул навеки. Вренек ясно видел истину. В новый мир пришло то, что заставит делиться на обиженных и обижающих, и лично ему давно хватило обид. Возраст не имеет значения. Возраст вообще ни при чем.

Голоса в голове яснее всего говорили перед сном, но и в бодрствовании он слышал их тихое бормотание, неразборчивые слова. Казалось, они испуганы, ведь его по временам заставлял вздрогнуть неслышный окружающим крик. Похоже, они видят опасности, невидимые живым.

Вренек едва ли верил, что они именно те, кем назвались. Умирающие боги. Подобные сущности, даже умирающие, не заинтересовались бы Вренеком, мальчишкой из конюшен, ничего не успевшим свершить. Будущее стало для него единым моментом, мигом, когда копье вылетит, пронзая кожу и скользя по мясу и что там еще бывает под кожей. Копье украдет жизнь, имена в списке станут выцветать - одно на каждый выпад копья - пока лист не станет белым, пока жизнь не станет пустой.

Вот единственное его будущее, и когда оно окончится, когда задача будет выполнена, останется лишь смутный, размытый мир. Мечты о жизни с Джиньей. Но уже сейчас он яснее слышит зов забвения, и мир воображения кажется островом в окружении Бездны.

Бездна. Он слышал это слово как молитву и ругательство, будто двуликое нечто таится в темноте и кому знать - какой лик нащупает ищущая рука?

Ему

хотелось передать свои мысли страже, показать, что он не просто ребенок. Но что-то мешало. Он начинал понимать: казаться ребенком - само по себе род маскировки, что окажется полезным в ночь убийств.

Может быть, умирающие боги предостерегают его от откровенности, хотя как понять?.. Он ничего не сказал о своих планах леди Сендалат и был уверен, что Первый Сын и Азатенай не раскрыли его тайну. Так что приходилось показывать себя дружком Орфанталя, последним приветом из Дома Друкорлат. Джинья тоже выжила, верно... но она оставалась второй тайной Вренека, он защищал ее от всего и всех.

Все так сложно и тревожно... госпожа желает держать его при себе, так близко, что он едва может вздохнуть, ощутив себя удобно. Нет, он не хочет оставаться в крепости.

Хотя его интересовали башни. Никогда Вренеку не удавалось оказаться выше второго этажа. Он лазил на деревья, но густые листья мешали смотреть вниз. А вот с вершины башни, верил он, ничто не помешает ему глазеть.

Все внизу будет знакомым, но высота преобразит вид, рождая что-то новое. Похоже, эта мысль неприятна умирающим богам в голове.

Вренек вошел в одну из башен, поднялся по спирали лестницы, оказавшись перед дверью из черного дерева. На неровной поверхности выступали капли воды. На камни пола натекла лужица, тут было холодно и вода местами замерзла, покрылась трещинками льда. Встав у двери, он смог ощутить волны холода изнутри.

Поглядев на тяжелый засов, Вренек сделал шаг...

– Не надо!

Он повернулся.

Мелкая девчонка присела на ступени лестницы. Она была в обносках. Тощее грязное лицо бледное, но не белое - значит, понял Вренек, она не принадлежит ни Матери Тьме, ни владыке Урусандеру. То есть такая же, как он.
– Ты одна из дочерей, - сказал он.
– Та, что убивала.

– Прогони их.

– Кого?

– Духов. Призраков. Тех, что кишат вокруг тебя. Прогони, и мы сможем поговорить.

– На вас все охотятся, - ответил Вренек.
– Все в крепости. Говорят, вы убили сестренку, самую младшую.

– Нет. Да.

– Сожгли в печке.

– Она уже была мертвая. Мертвая, но сама не знала. Печка. Мы это из милосердия. Мы не такие, как все вы. Мы даже не Тисте. Твое имя?

– Вренек.

– Отошли духов, Вренек.

– Не могу. Не знаю как. И они ничего не могут. Они умирают.

– Умирают, но еще не умерли.

– Сейчас они боятся.

Девочка улыбнулась.
– Меня?

– Нет.
– Он указал пальцем.
– Двери и того, что за нею.

Улыбка пропала.
– Секретная комната отца. Тебе не открыть. Запечатана. Заколдована магией. Коснешься ручки - умрешь.

– Что такое Финнест?

– А?

– Финнест. Умирающие боги вопят про какой-то Финнест.

– Не знаю. Никогда не слышала. Еда есть?

– Нет. Которая ты из сестер?

– Зависть.