Стивен Эриксон Падение Света
Шрифт:
– И тогда они, - вмешался Келларас, словно расталкивая мужчин, - разобьют сердце Матери.
Голос его заставил замолчать и Драконуса, и Сильхаса; последний беспомощно повернулся к капитану.
– Итак, - сказал Драконус после долгой паузы, - чего ты от меня ждешь?
– Она слушает, лорд Драконус?
Тот покачал головой: - Сейчас это наш мир, старый друг, - и добавил, чуть склонив голову: - Вижу, рука твоя не оторвалась от меча. Значит, никакой капитуляции.
– Мы не можем, - бросил Сильхас.
– Слишком многое мы проиграли. Проиграли
Драконус неспешно кивнул, задумавшись и сузив глаза. Встал, ожидая.
Сильхас Руин колебался.
Слезы заполнили глаза Келлараса, но он не мог отвернуться. "Нет. Сильхас, не делай так".
– Достойное дело, лорд Драконус, отступить в сторону.
– Я уже отступил. Думаешь, я сам добивался роли консорта?
– Тогда... отступись снова.
– А, понимаю. Получается, один все же должен отступить.
– И...
– Достойное дело, - закончил Драконус и кивнул, отводя глаза.
"Она не простит тебе, Драконус. Не соглашайся. Я тебя понимаю. Я нашел такую любовь, любовь, что не отпускает тебя ни на миг. Сильхас готов сделать честь врагом, убийцей любви". – Он набрал воздуха, чтобы сказать...
– Ты говорил о моих домовых клинках.
– Когда я приехал, сир, их знамена были видны на севере. Идут по лесу колонной.
– Ага.
– С ними мой брат Аномандер.
Келларас вздрогнул.
– Но, - продолжал Драконус, - ты все же просишь командования.
– Вы отлично знаете его дилемму, - резко сказал Сильхас.
– Она запретила ему обнажать меч.
– И вы верите, сир, что он не нарушит запрета?
– Он Первый Сын Тьмы!
Тихая, слабая улыбка смягчила суровое лицо Консорта, но он не поднимал глаз.
– Как скажете. Полагаю, вам лучше знать замыслы брата. Очень хорошо. Но своих клинков я сохраню.
– Он повернул голову и смерил Сильхаса тусклым взором.
– В изгнании.
Сердце дрогнуло в груди Келлараса, заставив задержать дыхание.
Сильхас Руин имел достоинство поклониться. Или то была непреднамеренная насмешка? Келларас никогда не сможет простить его...
– Лорд Драконус, вы пойдете с нами?
– Вскоре. Дверь прямо за вами. Ждите меня в коридоре.
– Попрощаетесь?
Вопросом он словно отвесил Драконусу пощечину. Тусклые глаза вдруг засияли, но лишь на миг.
– Сильхас, - произнес он тихо, - ты разум потерял?
Командир набычился, словно не понимая, какую рану нанес Драконусу. Келларас подошел и схватил его за руку.
– Скорее, сир.
Он почти тащил Сильхаса к двери. Пошарил рукой и кое-как нашел засов. Дверь открылась в сиянии света, почти ослепив его. В последний миг, проталкивая Сильхаса через порог. Келларас оглянулся.
Консорт стоял и смотрел им вслед. Муж, лишившийся любви, ощутивший на губах холодный поцелуй чести. Единственный здесь, кто знал, что такое мужество.
Келларасу никогда не забыть этого взгляда.
Едва они ушли, Драконус устало махнул рукой, и Гриззин Фарл появился из темноты.
Азатенай
– Прости, я не смог защитить твою любовь.
– Ты никогда не мог. Кажется, я тоже.
– Не знал, - вздохнул Гриззин, - что любовь умирает множество раз.
Драконус хмыкнул: - У нее врагов без счета, дружище. Без счета.
– Почему, интересно?
– Для тех, что не знают любви, она - слабость. А попавшие в горькие, сладкие объятия ведут жизнь в осаде.
– Слабость? Вот суждение, рожденное завистью. А твоя осада...
– Гриззин снова вздохнул, качая головой.
– Мне ли изрекать глубокие истины? От меня сбежала жена!
– Твоя любовь ослабела?
Гриззин некоторое время обдумывал вопрос.
– Увы, ни в малейшей мере. А она... спорим, она может швырнуть горшок через половину материка, словно через комнату?
– Ну, - улыбнулся Драконус, - я видел, как ты пригибаешься от малейшего звука.
– Да, любовь ее тверже железа.
Мужчины замолчали. Драконус шагнул к двери. Гриззин не сделал шага следом.
– Драконус?
Консорт чуть вздрогнул, но не повернул головы.
– Да?
– Куда ты пойдешь?
– Так далеко, чтобы услышать, как рвется связь.
Гриззин быстро отвел взгляд, пряча внезапный наплыв чувств. Заморгал во тьме. Услышал, как отворяется и закрывается дверь. И лишь тогда шепнул: - Прости.
Потом пошел искать ее. Любовь не будет тянуться, ее не нужно будет рвать. Он принесет Матери Тьме слова, подобные острому ножу. Он ведь, в конце концов, Защитник Пустоты.
Едва жители вышли на улицы, привлеченные чем-то тревожным и невыразимым, как странная лихорадка поразила беспокойные толпы. Словно зараза проникла с потоками воздуха, слишком медленными и беспорядочными, чтобы зваться ветром или вихрем; и зараза похищала разум, навевая жажду насилия. Бывают времена, когда народы бредут без цели, выбиваясь за границы цивилизации под слепящий свет или в кромешную тьму, навстречу воплям в ночи или обжигающему поцелую пламени. Но иногда отход бывает не так ярок, хотя более глубок. Откровение побивает лихорадку, поглаживая лбы холодным воздухом, и отступают судороги, высыхает пот. Начинается новый день. Откровение, увы, несущее сокрушающую истину всем, кто желает открытий.
"Мы из множества, мы общность цивилизации, мы плоть и кровь порабощенного тела. Шаг в сторону привел под топор палача, и голова нам уже не хозяйка. Катится без руля и ветрил, отзвуки удара толкают ее то туда, то сюда. Движение можно принять за жизнь. Моргают веки, и глаза загораются огнем разума... но нет, это лишь отраженный свет. Рот отверст, губы отвисли, вялые щеки прилипают к полу.
Недавние рабы, мы бредем без цели, но внутри горит ярость. Это, говорим мы друг другу, была не наша игра. Их. Это, вопим мы собравшейся толпе, наш последний спор с беспомощностью.