Стивен Эриксон Падение Света
Шрифт:
Худ улыбнулся без особого веселья.
– Если так, Буррагаст, я буду лелеять этот огонь.
– Иллюзию огня - иллюзию самой жизни!
– Именно.
– Тогда...
– Буррагаст посмотрел на остальных, - что ты хочешь сказать? Что уже умер?
Худ протянул руки, вложив в трепещущее пламя.
– Так чего ты ждешь?
От хмыкнул.
– Конца внутренних наших битв, Буррагаст, вот чего ждет Худ - если вообще ждет чего-то. Посмотрите в себя, друзья, и возьмитесь за оружие. Начните нынешней ночью борьбу с разумом. Среди пепла отыщем мы триумф. В отчаянии
Варандас сел на холодную почву, опираясь руками за спиной, вытянув ноги до камней очага. И вздохнул.
– Предвижу мало вызовов в твоей войне, От. Тысячу раз за ночь я сражаю здравый смысл... но нет, теперь вижу. Мы, Джагуты, должны стать вожаками. Мы, сплошь ветераны. Одетые в настойчивость, вооруженные упрямством, в строю злопамятства - нам нет равных!
В кратком молчании они услышали шорох тяжелых сапог. Шаги близились. От повернулся и увидел два десятка Тел Акаев.
– Ну, Худ, погляди, кого принесла ночь. Гнусных Серегалов!
Воины, отрекшиеся от родственных уз, презревшие мир, обнажавшие клинки в бесчисленных чужих войнах, эти Тел Акаи казались рассудку Ота проклятием всего их племени. Но сильней всего Серегалов презирали сами сородичи. "Они сразили свой юмор, дураки - и глядите, какими стали ничтожествами!"
Ведущий Серегал (никто, как и сам От, не знал их имен, отданных ради какой-то тайной цели) встал перед камнями вокруг лагеря Худа. Огромный, тяжелый, в побитых доспехах, опершийся на длинную секиру с двойным лезвием, командир Серегалов осклабился сквозь неопрятную мешанину волос, усов и бороды.
– Худ! Серегалы возглавят авангард, не нам глотать пыль малых тварей. Мы поднимем славное знамя ради достойной причины. Сразим смерть! С победой мы вернемся в царство живых, навеки покончив с умиранием!
Варандас, прищурившись на Тел Акая, наморщил лоб.
– Впечатляющая и отлично приготовленная речь, сир. Но ты описываешь мир перенаселенный.
Воин заморгал.
– Да это желанное будущее, Джагут! Подумай о войнах, которые мы поведем, о множестве битв ради земли, богатства, безопасности!
– Бесполезных битвах, сказал бы я. Ведь враг не будет умирать.
– И бесполезных богатствах, - добавил От, - ведь ты скопишь так много, что не сможешь унести.
– Безопасность - лишь иллюзия, - вставил Буррагаст.
– Она продержится до следующего набега беснующихся врагов.
– А земля...
– сказал Варандас.
– Я вижу океан багровой грязи, знамена столкнувшиеся, падающие, тонущие. Никто не умирает, нет места живым - да, твое будущее, Серегал, делает смерть райскими кущами. Кто же восстанет, возгласив войну против жизни?
– Это круговорот борьбы, - заметил От, кивнув Варандасу.
– Нам точно нужен храбрый авангард.
– Он перевел взгляд на Серегала.
– Будь уверен, сир, именно вы поведете армию. По благословению не одного Худа, но избранных офицеров, которых видишь перед собой.
Главный Серегал мрачно поглядел на Ота.
– Капитан. Я слышал, что ты... Мы сражались с тобой, не правда ли?
– Раз
– Мы побеждали, то один, то другой.
– Более разумно было бы сказать: мы разделили между собой взаимные победы.
Тел Акай крякнул и отвернулся, жестом подав знак своему отряду; Серегалы ушли в темноту, лязгая оружием.
– Правильно сделал, Худ, что их выпроводил, - сказал Варандас.
– Но я хочу увидеть вашу встречу с Готосом, лицом к лицу. Ах, эта ссора собьет звезды с небес.
От покачал головой.
– Ты мечтаешь о чепухе, друг. Что же должен сказать Владыка Ненависти Владыке Горя, или наоборот? Если они не познали друг друга глубже грубых словес, то не заслуживают пышных титулов.
Худ удивил их, встав на ноги. Натягивая капюшон на осунувшееся лицо, он вяло махнул рукой в сторону костра.
– Не забывайте о пламени, ладно?
– Значит, время?
– спросил Буррагаст.
Худ помедлил.
– Не ко мне вопрос.
Они следили, как он уходит на юг, к развалинам Омтозе Феллака.
– Не вижу пользы помнить пламя, - пробурчал Варандас.
Через мгновение все трое захохотали. Звук прозвенел по темному лагерю и долго не хотел утихать.
Конечно, в лагере были Тел Акаи, Форулканы, Жекки и Джеларканы, синекожие народы из-за моря и даже Тисте, но Бегущие-за-Псами далеко превосходили всех числом. Кория бродила меж небольших костров, среди низких покатых хижин, прикрывавших ямы в плотной глине. Женщины целыми днями обтачивали кремни на плоских камнях. Даже ночью не все спали под мехами, многие встали в дозор, когда глаза беспокойно открыты, когда мысли растревожены и курятся угольки полузабытых грез.
Она ощущала взгляды, проходя мимо, но считала, что вряд ли они долго будут помнить о ней. Просто смотрят, словно животные. Ночь - как особый мир, дозор - самое надежное убежище. Она подумала о Харкенасе, представив город преображенным. Лишенный света, он, должно быть, погрузился в вечное созерцание, любой житель отстранен, отделен от мирских забот.
Поэты спотыкаются о новые вопросы, нежданные вопросы. Задать их означает разбить мироздание, так что никто не дерзает потревожить тьму. Она думала о музыкантах, сидящих в одиночестве, легкие пальцы на струнах, мозолистые кончики ощупывают тугие жилы, ища путь вперед, ища песнь для окружившего их небытия. Любая нота, сыгранная или спетая, повиснет наособицу, не давая утешительного ответа, не рождая мелодию. Спрашивая, вечно спрашивая "Что потом?"
Ее разуму Харкенас представился монументом ночной страже: задумчивым, отрешенным. Она видела башни и особняки, террасы кварталов и мосты - ставшие миниатюрными, ставшие местом для игры в куклы. Одежды смялись, краски смыты, усталые позы; можно поглядеть на них - всех и каждую куклу - и не удостоить мгновенной мысли.
"Видите кружки ртов, немигающие глаза? Стоят неподвижно, расставленные неведомой рукой. В ожидании драмы.
Будь я их богом, оставила бы так. Навсегда.