Сто лет безналом
Шрифт:
Голохватов зарычал, размахнулся, и врезал кулаком в скулу обидчика. Тот упал прямо под ноги Балашову, что вместе с лейтенантом подошел к месту разборки. Фёдор протянул мужику руку. Тот поднялся, вытирая кровь с разбитой губы. Но тут произошло то, чего никто не ожидал. Мужичок резким движением выдернул из кобуры лейтенанта пистолет и выстрелил в Голохватова.
— Стой! — хотел крикнуть Балашов, но не успел — время остановилось вновь.
Пуля висела на расстоянии вытянутой руки от Фёдора и очень медленно двигалась в сторону Голохватова. Проследив взглядом траекторию, Балашов понял: конец полковнику. Неожиданно возникло смутное предчувствие. Фёдор уже не был до конца уверен, сможет ли он остаться просто сторонним наблюдателем всего происходящего. Единственное, что он успел бы сделать за эти короткие, отведенные только ему богом мгновенья, это заслонить полковника своим телом…
9 мая 1973 г.
Подмосковье.
— И что? Погиб? — спросил деда Дмитрий.
— Не-а! — мотнул головой
— Так выходит, он умел время останавливать?
— Да нет, не останавливать, только замедлять. С тобой разве никогда такого не было?
— Что-то подобное, наверное, бывает с каждым, — задумчиво произнес Дмитрий, но чтобы по собственному желанию… И что, он так до сих пор может?
— Не, с того случая — как отрезало!
— Ладно, пойдем в дом — бабка-то заждалась нас.
Утром, попрощавшись со стариками, Дмитрий рейсовым автобусом уехал обратно в город. Всю дорогу он не переставал думать о фронтовой байке, рассказанной дедом. Что-то в ней было, а что… Дмитрий никак не мог ухватить мысль. Время замедляло свой бег… Время… Время… Может ли время замедляться, растягиваться, как резинка? Или это человеческий организм ускоряется в стрессовых ситуациях, под воздействием адреналиновых выбросов? Точно этого сказать никто не может, потому что время не материальный объект. Его нельзя пощупать руками, его можно только измерить хронометром… Но если все-таки на секунду предположить…
Опираясь на черновики, Таранов сумел разработать собственную «теорию заимствования времени разумными биологическими организмами друг у друга», теорию, действительно перевернувшую мир. Суть его выкладок была проста: при определенных условиях (в основном стрессовых), разумный (человеческий, раз других носителей разума на планете нет) биологический организм способен самостоятельно заимствовать время другого разумного биологического организма без каких либо приспособлений извне. При соответствующем воздействии на организм магнитными полями, это время можно выделить и поместить в специальный накопитель, для последующего использования. На ученом совете, где Таранов делал первый доклад, его подняли на смех, его теорию прозвали «теорией научно-временного вампиризма», а за ним самим крепко приклеилась кличка «мистификатор». Однако «мистификатор» не отчаивался: через несколько лет он из подручных средств (к тому времени его давно игнорировали в серьезных научных кругах) и на голом энтузиазме собрал свой первый накопитель времени, прототип современных банковских накопителей, используемых сегодня повсеместно.
3 декабря 1977 г.
Москва.
Зима стылой шершавой кистью забелила давно немытые стекла, скрепила снеговой шубой гнилые фрамуги, на облупившемся подоконнике вырастила настоящий ледник. Таранов подышал на озябшие руки и прикоснулся к печке — остыла. Он всегда забывал вовремя подкинуть в топку угля. После смерти стариков дом несколько лет пустовал, пока Дмитрий не переехал в деревню из Москвы.
«Нужно будет передвинуть стол подальше от окна, — подумал Таранов, — все равно сижу за ним только вечером после работы, когда уже темно. Так что дневной свет мне не нужен, а вот холодом от окна несет основательно!»
Он вышел из-за стола, потянулся, разминая затекшую спину. Потер кулаками покрасневшие от бессонных ночей глаза. В последнее время ему приходилось работать допоздна, так как из академии он ушел сразу после того памятного ученого совета. Дмитрий пристроился дневным вахтером на проходной небольшого деревообрабатывающего заводика. Такая работа позволяла ему делать днем кое-какие расчеты, а ночью претворять их в жизнь. Практически все свободное пространство маленькой комнаты, за исключением старенького стола и металлической кровати с растянутой панцирной сеткой, занимала Машина. Таранов собирал ее вот уже третий год из всякого подручного хлама. На дорогие детали и микросхемы денег постоянно не хватало. Катушки мощных электромагнитов он наматывал вручную. Несколько раз за эти годы он впадал в депрессию, когда собранный агрегат отказывался работать. Но, вспоминая холеные лица корифеев науки, которые не потрудились даже вникнуть в смысл теории, а просто обсмеяли ее по полной программе, Дмитрий сжимал зубы и начинал все по новой. Конечно, работая на прежнем месте, ему было бы проще найти нужное решение, но он не любил, когда над ним потешались. А после ученого совета он стал посмешищем для всей академии. Именно тогда он решил уйти и продолжить работу над проектом в одиночестве. Решение Таранова вызвало бурную негативную реакцию Сахарова.
— Ты совершаешь ошибку! — предостерег он Дмитрия. — Твоя теория слишком революционна, и, естественно, что ее не принимает и не понимает большинство…
— Большинство? — вскипел Таранов. — Да они все… Все, кроме вас…
— Ты поспешил, не посоветовался со мной.
— Да, я поспешил, а вы были в отъезде… но ведь расчеты верны! — воскликнул Дмитрий. — И, тем не менее, я стал посмешищем! Но ничего, — Дмитрий нервно сжал кулаки, — я им еще докажу!
— Дмитрий, я тебя прошу об одном — не пори горячку!
Но Таранов уже все для себя решил, на следующий день, несмотря на протесты Андрея Дмитриевича, он собрал личные вещи и покинул академию наук. За прошедшие годы Дмитрий туда никогда не возвращался.
Таранов достал из кармана брюк мятую пачку «Примы» (с дорогим «Опалом» пришлось завязать — средства не позволяли), выудил из нее пошамканную сигарету и закурил. Его
— Ну, что, — сказал Дмитрий своему отражению в зеркале, — поехали?
С этими словами он повернул рубильник. Катушки электромагнитов и трансформаторов басовито загудели. Заплясали стрелки многочисленных вольт и амперметров. Примерно через минуту работы адской машинки Таранову стало дурно: закружилась голова и потемнело в глазах, навроде того, если резко встать после долгой неподвижности. Таранов бросил мимолетный взгляд на датчик накопителя. Ему показалось, что неподвижная стрелка дрогнула и отклонилась на полделения. Не доверяя глазам, Таранов подскочил с табуретки и приблизился к накопителю. Так и есть — стрелка прибора медленно отсчитывала деления шкалы. Значит, в накопитель поступала некая энергия, которую регистрировал прибор. Дмитрий отключил питание, отлепил от голого тела датчики, и в изнеможении рухнул на кровать. Несколько минут он переводил дух, затем, осторожно, словно боялся вспугнуть удачу, вновь приблизился к накопителю. Стрелка датчика замерла на цифре три. Что бы это могло означать, Таранов не знал. Если его опыт удался, шкалу придется градуировать экспериментальным путем. Но радоваться было еще рановато — предстоял самый сложный этап: накопленное время нужно было повернуть вспять, использовать его словно чужое. Таранов заново проверил оборудование, переключил его в режим расхода накопителя. Вновь обвешался датчиками и включил питание. На первый взгляд ничего не изменилось. Но это лишь на первый — Таранов с удивлением заметил, что маятник на дедовских часах с кукушкой вдруг замер в неестественном положении — под углом к вертикали. Неслышно было и гудения электроприборов — вообще исчезли все звуки. Время замедлило свой бег и остановилось.
— Вот оно! — радостно закричал Таранов, срываясь на визг. — Работает! Работает! Работает!!!
Ряд наглядных опытов показал, что Таранов оказался прав в своих расчетах, один человек мог потреблять время другого. При помощи хитрого устройства, представляющего собой миниатюрный генератор магнитных волн и одновременно передатчик (также разработанный Тарановым), вживляемый в мозг подопытного (в первых наглядных опытах использовались заключенные, приговоренные к высшей мере наказания), Таранов перекачал его время в накопитель. Затем он слил донорское время другому подопытному. Результаты потрясли приемную комиссию, с большим трудом собранную изобретателем: организм-донор мгновенно состарился и умер, так как изобретатель выжал его без остатка. С полученным временем тоже случился казус, второй испытуемый странным образом исчез. Оказалось, что полученное время можно использовать двояко. Таранов назвал этот эффект абсолютными и относительными свойствами заимствованного времени. Получалось следующее: используя донорское время, организм потребителя попадал во временной кокон, и окружающий мир для него практически замирал. Именно так исчез второй испытуемый, он двигался во временном коконе настолько быстро, что его никто не замечал. Это было абсолютным временем (в последствии абсолютное время на всемирной ассамблее ООН было признано противозаконным). Используя донорское время в относительном варианте, организм не ускорялся, скрываясь во временном коконе, а находился в реале, но прекращал стареть до тех пор, пока донорское время не заканчивалось, и организм вновь не переходил на собственные ресурсы. Эти ресурсы получили название «личного» или «собственного» времени. Лишаясь «личного» времени, организм старел и умирал, именно это случилось с организмом-донором. Отсюда следовало, что любой организм, постоянно использующий чужое, донорское время, мог функционировать бесконечно долго. То есть по сути Таранов нашел эликсир бессмертия, правда, бессмертие получалось за чужой счет. Осознав это, молодой ученый пришел в ужас, последствия его открытия были непредсказуемыми. Воспаленное воображение рисовало Таранову страшные картины, в которых все люди поделены на две касты: бессмертных потребителей и бесправных доноров. В условиях тоталитарного Союза этот горячечный бред вполне мог стать реальностью. Как только чиновники от науки тоже это поймут (до сих пор Таранова никто не принимал всерьез), его изобретение засекретят, а сам он до скончания веков будет находиться под надзором. Пока ученая братия проверяла и перепроверяла расчеты, пока раскручивалась бюрократическая машина, Таранов связался с резидентом американской разведки. Ему даже не пришлось прикладывать усилий для встречи, тот уже кружил вокруг его открытия, словно муха над пролитым вареньем. В обмен на чертежи и расчеты Таранов попросил политического убежища. Резидент предложил ему тайно покинуть Союз, чем изобретатель поспешил тут же воспользоваться. В Америке изобретение Таранова произвело эффект разорвавшейся бомбы. Теперь время можно было продавать и покупать, и сей продукт был обречен на постоянный покупательский спрос.