Сто лет назад
Шрифт:
В то время как офицер возвращался на свой катер, я спустился вниз и приказал развязать и освободить французского капитана, после чего подошел к нему и сказал:
— Ваша супруга здесь, она явилась просить, чтобы я отдал ей ваш труп, который, как она полагает, висит на грот-рее: я ведь, действительно, приказал вздернуть туда чучело, чтобы наказать ее, как она того заслуживает; но я не желал лишить вас жизни, капитан, и теперь готов сделать для вас даже больше: я не только дарю вам жизнь, несмотря на навязанные мне вами самими условия, но дарю вам и свободу; таково будет мое мщение!
Слушая меня французский капитан смотрел на меня недоумевающим взглядом, но не проронил за все время ни слова.
Я вышел на палубу, где застал жену капитана, которую успели уже поднять наверх по борту судна. Ее подвели ко мне, и не подымая глаз на меня, она упала на колени, но прежде чем она успела вымолвить слово, покачнулась и лишилась чувств, так трудно ей было победить себя по отношению ко мне. Я приказал отнести ее вниз в каюту и, не давая никаких объяснений, предложил французскому офицеру, явившемуся с ней, последовать за ней; не желая сам быть свидетелем неожиданной встречи этой женщины с ее мужем, я остался наверху. Оставшись один, я приказал своим людям спустить чучело, что они и сделали, весело перекидываясь шутками и остротами за счет французских матросов, которые до этого времени даже не подозревали, что повешенный — не их капитан, а просто только чучело. Я подошел к борту и, перегнувшись вниз, успокоил французских матросов, сказав, что капитан жив и здоров и сейчас сойдет и сядет на катер. Это вызвало громкие крики радости и удивления, а тем временем в каюте происходило объяснение между супругами.
Несколько минут спустя на палубу вышел французский офицер и, подойдя ко мне, стал превозносить мой образ действий.
— Вы дали жестокий урок этой несчастной женщине, сэр, но не совершили варварского поступка, не повесили хорошего и честного человека, поддавшегося в минуту слабости наущениям свой жены!
Я поклонился в ответ на его речь и обернулся лицом к французскому капитану и его супруге, вышедшим в этот момент на палубу. Теперь эта женщина не знала, как высказать мне свою благодарность; она готова была целовать мои руки, но я не допустил ее до этого, сказав:
— Теперь, по крайней мере, мадам, у вас нет основания питать ко мне ненависть, как вы это делали до сих пор. Если я имел несчастие при самозащите убить вашего первого супруга, то взамен того возвращаю вам второго вашего супруга, жизнь которого была в моих руках, а потому разойдемся теперь друзьями, или, по крайней мере, без ненависти и злобы!
На это капитан крепко пожал мне руку, но не сказал ни слова. Я предложил им скушать что-нибудь, но они отказались, спеша вернуться в город, чтобы успокоить своих огорченных друзей и родственников. Я, конечно, не стал их удерживать; когда катер их отчалил, то экипаж его приветствовал меня троекратным «ура!»
Когда катер был уже недалеко от пристани, я приказал спустить флаги на обоих судах и пошел на соединение с капитаном Левин.
К вечеру я был уже на месте и после заката отправился на «Стрелу», где за ужином рассказал Левин обо всем происшедшем. Он был чрезвычайно доволен результатами этой истории. После некоторого обсуждения дальнейшего плана действий, мы с ним решили возвратиться в Ливерпул, чтобы отвезти туда наш громоздкий приз. Ввиду того что французский шунер требовал большого экипажа, а капитан Левин за время моей стоянки в гавани успел взять еще два приза, на которые он также посадил своих людей и отослал в Ливерпул, у нас не хватало теперь команды, и французский шунер сильно стеснял нас. С рассветом мы пошли на север и неделю спустя были уже в своем порту, куда привели с собой и мой приз; оба других приза, ранее отправленные капитаном Левин также благополучно прибыли в Ливерпул несколько раньше нас. Судовладелец остался чрезвычайно доволен нашим, хотя и очень непродолжительным, но весьма прибыльным для него плаванием и отзывался о нас обоих, т. е. о капитане Левин и обо мне, с большой похвалой.
ГЛАВА XI
Я вынуждаю своего судовладельца отказать мне от службы у него. — Меня арестуют. — Меня препровождают в Лондон и сажают вTayер. — Меня посещает римский патер, и благодаря его вмешательству, меня освобождают из тюрьмы. — Я отправляюсь в Ливерпул. — Вижусь с моим бывшим судовладельцем и капитаном Левии. — Они удивлены. — Мисс Треваннион.
Когда я явился к своему судовладельцу, что сделал тотчас же после того, как встал на якорь и свернул паруса, он радостно обнял меня, расцеловал и провел в заднюю комнату, примыкавшую к его конторе.
— Дорогой мой Эльрингтон, — сказал он, — как ни прекрасно вы управились с переправой якобитов, тем не менее со стороны нашего правительства существует против вас сильное подозрение, что эти якобиты бежали именно на вашем судне, и что я был причастен к этому делу и содействовал их бегству. Предпримет ли теперь правительство какие-нибудь меры против нас, я не знаю, но возможно, что правительственные шпионы что-нибудь проведали за это время или же выведают что-нибудь из вашего экипажа, и тогда нам с вами грозит серьезная опасность. Прежде всего скажите мне, где вы их высадили, затем расскажите про все дальнейшие события и эпизоды вашего плавания. От людей, приведших призовые суда, взятые «Стрелой», я узнал очень немного; капитан Левин еще возится со своим судном и с призом, так что не приедет сюда ранее, как часа через два, а я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз об этом деле.
После того как я рассказал ему все, как было, от начала и до конца, — и о том, как был взят французский каперский шунер, судовладелец сказал:
— Если только правительственные сыщики и шпионы пронюхают или узнают от кого-нибудь из ваших людей, что вы высадили в Бордо пассажиров, то будьте уверены, что вас арестуют и подвергнут допросу, если только вы не уберетесь отсюда подальше, пока об этом деле забудут… А матросы ваши, конечно, будут повсюду в трактирах и портерных рассказывать любопытный случай с французским капером, и при этом упомянут, что это случилось у берегов Франции. Но так как вы рисковали собой, чтобы оказать мне услугу, Эльрингтон, то я должен позаботиться о вас, и если вы согласитесь на время скрыться где-нибудь, буду платить за все ваши расходы.
— Нет, нет, — возразил я, — если правительственные шпионы узнают о случившемся и вздумают схватить меня, то я считаю за лучшее смело идти на это, не прячась и не скрываясь. Если я буду скрываться, то это заставит их только стать более настойчивыми в своих розысках и только подтвердит их подозрения в том, что они называют предательством или изменой. Они назначат награду за мою голову и тогда в какое бы я время ни появился в этих краях, в погоне за наградой меня схватят и предадут в руки властей. Если же, напротив, я сам смело пойду навстречу и сразу сознаюсь, что высадил пассажиров во Франции, то они, по крайней мере, не в праве будут обвинять меня в государственной измене. А потому, с вашего разрешения, я останусь здесь. Едва ли нужно говорить, что всякую ответственность в этом деле я всецело возьму на себя и заявлю, что я принял пассажиров на свое судно без вашего ведома; в этом вы можете быть уверены. А вы лучше сейчас же увольте меня от службы. Тогда сами останетесь в стороне.
— Вы самоотверженно приносите себя в жертву мне! — воскликнул растроганный судовладелец. — Я никогда этого не забуду, Эльрингтон.
— Нет, нет, сэр, я только обеспечиваю себе надежного и верного друга на случай нужды!
— В этом вы можете быть уверены, мой юный друг! — воскликнул судохозяин, крепко сжимая мою руку. — Пусть будет так, как вы того хотите. Это, пожалуй, лучше и для вас самих!
— В таком случае я сейчас вернусь на судно и заявлю офицерам и команде, что я отставлен. Нельзя терять времени; а вот и капитан Левин! Итак, пока прощайте, сэр! Всего вам лучшего!