Сто театральных анекдотов

Вайнберг Наталия Ильинична

Изумительному тенору Леониду Витальевичу Собинову было уже под пятьдесят. Выходя как-то на сцену в роли князя Синодала, он пошутил: «Да, скорее я грyзен, чем грузин».

Испанский скрипач-виртуоз Пабло Сарасате вечно придумывал всякие шутки. Как-то утром к нему в гостиницу пришли друзья

и спросили, как он спал. Сарасате досадливо вскинул руки и произнес:

— Спал! О каком сне тут может идти речь!

— А что такое, Пабло?

— Ну сами посудите, может человек спать, когда у него в комнате полно черепах!

Друзья огляделись по сторонам и сочувственно покивали головами. Сцена эта повторялась из утра в утро несколько дней подряд, пока однажды в ответ на обычное сетование Сарасате друзья подхватили:

— Действительно, Пабло! Это безобразие. Надо идти жаловаться! Нет, вы поглядите, что творится.

И они принялись ловить ползающих по комнате черепах, которых сами напустили к нему в номер ночью. Сарасате и бровью не повел. Он только удрученно вздохнул и сказал:

— Ну вот, сами видите.

Величайший певец XX столетия Энрико Карузо приехал на гастроли в Париж. После первого выступления в оперном театре он простудился. Директор оперы был страшно взволнован и рассержен:

— Ну что мне делать? Не понимаю: как, где вы могли простудиться?!

— Я объясню,— ответил Карузо.— Сперва зал, раскаленный энтузиазмом публики, потом буря оваций, и наконец холодный прием у критики разве этого не достаточно для простуды?!

В ленинградском Малом оперном театре в 1924 году осенью шла усиленная работа по перелицовке оперных либретто. Так, например, из «Тоски» Пуччини была сфабрикована опера под названием «В борьбе за коммуну». Действие оперы авторы нового либретто перенесли из Италии во Францию, а Флорию Тоску превратили в участницу борьбы парижских коммунаров — русскую революционерку Жанну Димитриеву. Премьера оперы в новом варианте состоялась осенью 1924 года и, как шутили тогда, по-видимому, ускорила смерть Джакомо Пуччини, который скончался 29 ноября того же года в Брюсселе.

Особой любовью к импровизации прославился Николай Федорович Монахов. Его совместные с А. Кошевским отсебятины на сцене театра оперетты часто были остроумны и совершенно в стиле пьесы. Начинал обычно Монахов, Кошевский старался не отстать от него, но за Монаховым угнаться было трудно. Однажды Николай Федорович предупредил тогда еще начинающего актера Н. Радошанского: «Смотри, Николай, что я с ним сегодня сотворю!» Выйдя на сцену, Монахов что-то сказал Кошевскому, тот ответил — началась импровизация. После нескольких отсебятин, которыми обменялись партнеры, Монахов вдруг сказал: «Ну, ладно, ты поговори, а я пока уйду». И ушел. Никогда, ни до, ни после этого, не доводилось видеть у Кошевского такого растерянного лица. Он метался по сцене, махал руками, потирал их, что-то невнятно бормотал себе под нос... Наконец Монахов сжалился и вышел на сцену.

В Академическом театре драмы имени Пушкина шел «Великий государь» В. Соловьева. По ходу действия пьесы на сцену выбегал гонец со свитком в руках. «Читай!» — велит грозный государь. Артист разворачивает свиток и, к ужасу своему, обнаруживает, что на нем нет текста. Но гонец не растерялся. «Я грамоте, великий государь, ведь не обучен»,— заявил он.

Талантливейший артист эстрады, крупный библиофил, автор замечательных работ о книгах, Николай Павлович Смирнов-Сокольский, выступая в роли конферансье, находил выход из любого положения. На одном из концертов Смирнов-Сокольский спутал пианиста Якова Флиера со скрипачом Самуилом Фурером и объявил публике: «Сейчас выступит скрипач Флиер». Флиер, понятно, запротестовал. Тогда Николай Павлович вышел на сцену и произнес: «Прошу меня извинить, уважаемые товарищи. Дело в том, что Яков Флиер забыл скрипку дома и поэтому будет играть на рояле. А это еще трудней».

Александр Николаевич Вертинский давал концерт в маленьком клубе Минска. Перед выступлением они с пианистом М. Брохесом решили попробовать, как звучит рояль. Оказалось, что ужасно. Вызвали директора. Тот развел руками, вздохнул и произнес: «Александр Николаевич, это исторический рояль — на нем отказался играть еще сам Шопен».

Когда замечательного эстрадного актера Владимира Яковлевича Хенкина после сердечного приступа, который случился с ним в театре на спектакле, «Скорая помощь» привезла в больницу, врач спросил его: «На что жалуетесь?» Он открыл один глаз и сказал: «На репертуар!..»

Надолго запомнилась ударникам московских фабрик и заводов встреча в 1931 году в Центральном Доме работников искусств с прославленными московскими актерами.

Два народных артиста — Иван Михайлович Москвин и Михаил Михайлович Климов — создали шуточный хор, исполнявший старинные солдатские песни.

Дирижировал Москвин. Хористы — Л. Собинов, братья Адельгейм, С. Михоэлс, М. Садовский, Л. Леонидов, В. Качалов, И. Берсенев — знаменитые на всю страну артисты. Они работали не за страх, а за совесть, очень серьезно, создавая в то же время яркие комические образы.

Во время исполнения одной из песен Москвин неожиданно останавливал хор, тыкал палочкой в сторону Собинова и строго говорил:

— Фальшивишь, братец, ой как фальшивишь. И где у тебя только слух? Как твое фамилиё, братец?

— Собинов!

— Ну, для Собинова ничего особенного.

Способностью не теряться в любой ситуации обладал актер Большого драматического театра имени М. Горького Павел Борисович Луспекаев. Не раз выручала она его не только на сцене, но и в жизни. Как-то во время гастролей в Кисловодске группа актеров отправилась на выездной спектакль в Пятигорск.