Сто театральных анекдотов
Шрифт:
Момент незабываемый. Наконец Мефистофель, пятясь, скрылся за кулисами. Гром аплодисментов. Зал неистовствует. Жаров тоже орет от восторга. Вдруг чья-то энергичная рука стаскивает его с лестницы, на которой он сидел. Разъяренный помреж кричит: «Ты что же это, черт кудлатый, Федору Ивановичу рожи корчишь?!» Оказывается, сопереживая игре Шаляпина, Жаров непроизвольно повторял его мимику. Обидно было до слез. Тем более что в этот вечер Жаров мечтал взять у Федора Ивановича автограф. Жаров все же дождался Шаляпина и все ему объяснил. В результате осталась у него на память фотография с надписью: «Мише Жарову, который — я верю — не строил мне рож! Ф. Шаляпин».
4
Если
Суфлер?! Не уверена, что каждый знает сегодня, что это такое. А ведь когда-то суфлер на театре был очень важной персоной.
В давние времена на подготовку спектакля уходили не месяцы или годы, как сейчас, а недели или даже дни. К тому же шли спектакли в четырех-пяти действиях, зачастую в стихах — такое огромное количество текста в короткие сроки актеры просто не в состоянии были запомнить и вынуждены были идти на поклон к суфлеру. Перед началом спектакля его обещали угостить в буфете, сулили подарки, только бы он не бросил в трудный момент. К суфлеру прислушивались внимательнейшим образом, старательно повторяли за ним текст.
Но трудно приходилось актерам, если суфлер подводил. Когда же стараниями режиссеров суфлер совсем исчез из театра, не раз, наверное, вспоминали о нем с тоской попавшие впросак исполнители.
В Вологде состоялся бенефис провинциального актера В. Дмитриева-Ярославского. Три дня бенефициант без устали развозил билеты приглашенным. Роль выучить не успел, надеялся на суфлера, которому был обещан рубль и бутылка водки. Первые два акта прошли хорошо, там было мало текста, но третий акт Дмитриев-Ярославский вел целиком. Суфлер старался вовсю. Суфлер подает ремарку: «Целует розу» — Ярославский поцеловал. Суфлер: «Показывает ужас». Актер что-то изобразил, но суфлер не понял и шепчет уже громко: «Показывает ужас!» Ярославский волнуется, стучит ногой, а суфлер, расстаравшись, кричит уже в полный голос: «Показывает ужас!»
Тут бенефициант не выдержал и заорал на суфлера: «Да показал уже! Дальше-то что?» Актеры и публика до того хохотали, что пришлось опустить занавес.
В Саратове суфлер ухаживал за хорошенькой актрисой. Уж ей-то, казалось, можно было роли не учить вовсе, но актриса была очень старательная и ходила все время с тетрадкой.
— Ну, зачем вы все роли учите? Ведь знаете, если захочу, собью вас,— говорит суфлер.
— Нет, не собьете!
Играли «Горе от ума». Актриса исполняла роль Лизы. И вот она произносит известные строки Грибоедова:
Ну! люди в здешней стороне!
Она к нему, а он ко мне.
А я... одна лишь я любви до смерти трушу!
А как не полюбить... суфлерчика Ванюшу!
— покорно повторила актриса за «злодеем» суфлером.
Старые театралы, хорошо знавшие актера Н. Выходцева, всегда ждали от него каких-то фокусов. Он умудрялся так перевирать текст, что даже в самой сильной драме публика хохотала. Играл он в «Смерти Иоанна Грозного» А. Толстого волхва. Суфлер подает: «В Рафлях и в Зодее три дня читали...» Выходцев, чуть задумавшись, произносит: «И вафли у злодеев мы едали».
Выдающийся актер Малого театра Пров Михайлович Садовский в пьесе Островского «Старый друг — лучше новых двух» играл Вавилу Осиповича Густомесова. Есть там во втором действии такое место: «Не то что довольны, а как надобно сказать, что должны век Бога молить за Прохора Гавриловича. За это дело я теперича, кажись, по гроб моей жизни все, что только им угодно. Скажи они мне: Вавила Осипович...» Садовский дошел до этого места, но имени от суфлера не разобрал, рассердился ужасно и закричал: «Ловила, ловила! Слышу что ловила, да что ловила-то?!»
Провинциальный актер Выходцев фамилии, особенно иностранные, перевирал до неузнаваемости.
Шла трагедия Гете «Торквато Тассо». Суфлер подает из будки: «А вот и сам Торквато Тассо». Выходцев не понял, молчит. Суфлер повторил еще раз. И Выходцев тут же «нашелся»: «А вот и сам квартальный Тарасов... с квасом» — добавил он, подумав.
Иван Платонович Киселевский играл бенефис, не выучив текста, и попал впросак. После монолога он должен был сразу уйти со сцены.
— Уходите, уходите! — шепчет суфлер и неистово машет рукой в сторону кулисы.
Киселевский бросает с гневным презрением партнеру:
— Ну, уходите... уходите немедленно.
Суфлер хохочет, кричит чуть не в полный голос:
— Уходите со сцены вы, Иван Платонович, вы!
Киселевский понимает свою ошибку, лицо его преображается:
— Так вы уходить не желаете? Нет? В таком случае я сам уйду!
Многим великим актерам суфлер был совершенно необходим.
Знаменитейший актер Александринского театра Константин Александрович Варламов, о котором Томмазо Сальвини говорил: «Будь у меня столько натуры и две нижних варламовских ноты — был бы я вдвойне Сальвини»,— так вот: Варламов почти всегда выходил на сцену, плохо зная текст. Когда он играл современных драматургов, его «отсебятины» были порой интереснее и талантливее авторского текста, но в классическом репертуаре спасал только суфлер.
Больших волнений стоил Константину Александровичу спектакль «Дон Жуан» по пьесе Мольера, поставленный в Александринке Всеволодом Мейерхольдом. Режиссер мечтал о спектакле яркой театральной формы, который был бы подлинным праздником театральности. Суфлерская будка была вообще убрана со сцены, действие было максимально приближено к зрителям. Мейерхольд требовал от исполнителей, и, конечно же, от Варламова — Сганареля, безукоризненного знания текста.
Начались ссоры и стычки. Варламов даже ходил к директору императорских театров жаловаться, но тщетно.