Сто театральных анекдотов

Вайнберг Наталия Ильинична

Когда поезд подошел к перрону, стало ясно, что хлынувшие к вагону зрители только что окончившихся скачек не дадут актерам выйти. Тогда Луспекаев кинулся к дверям и завопил: «Стойте, стойте! Здесь сумасшедших везут! Дайте пройти!» Оторопевшая толпа расступилась, а Луспекаев командовал: «Выводите! Осторожно выводите».

И вывел всех актеров.

2

Вдали

от шумных столиц живет огромная театральная страна, именуемая Провинцией. Но не надо относиться к ней пренебрежительно или снисходительно. Провинция — это тот живительный океан, из которого черпают силы блистательные театральные коллективы первых городов страны. Пожалуй, вряд ли стоит упускать из виду и тот факт, что профессиональный театр в России возник не в Москве, а в Ярославле.

Дореволюционная театральная известность Казани, Саратова, Нижнего Новгорода, Харькова соперничала с петербургской.

1886 год, Рыбинский театр, «Горькая судьбина» Писемского. Роль Лизаветы сыграла шестнадцатилетняя Пелагея Стрепетова. Среди аляповатых декораций, случайных партнеров зажегся ее огромный талант. Вскоре о рождении великой трагической актрисы узнают во всей России. И хотя несколько лет жизни Стрепетовой связано с петербургскими и с московскими театрами, все главные роли были заявлены и сыграны ею в провинции.

Мамонт Дальский, Роберт и Рафаил Адельгеймы, Павел Орленев, Митрофан Иванов-Козельский и многие другие знаменитые актеры работали в основном на провинциальной сцене.

И сегодня театры Куйбышева, Рязани, Омска, Свердловска, Якутска, Каунаса, Кутаиси, Челябинска, Магнитогорска, Томска порой вызывают не меньший интерес, чем многие столичные театральные коллективы.

Тем не менее театральная провинция, или, как ее теперь стыдливо называют, театральная периферия, жила несколько иной жизнью. Оторванность от культурных центров, местная обособленность придавали этой жизни свою специфику, свой аромат.

Примадонны жаждут главных ролей, и лучше тех, что значатся на афише в заглавии пьесы. Так, одна провинциальная дива потребовала у режиссера, чтобы в пьесе «Хижина дяди Тома» ей поручили роль Хижины, так как «будучи представительницей прекрасного пола, взять на себя роль дяди Тома она не может».

Провинциальный актер играл роль Чацкого, не выпуская из рук стакана с чаем.

— Помилуйте, зачем же вы все время с чаем? — спросили у него.

— А помните,— ответил знаток,— у Грибоедова кто-то говорит про Чацкого: «Чай, пил не по летам».

На одном из представлений «Евгения Онегина» пистолет не выстрелил. Онегин «не растерялся» и ударил противника ногой. «Понятливый» Ленский с криком: «Какое коварство! Я понял все — сапог отравлен!» — упал и умер.

В городе N. бутафором был подан антрепренеру счет после спектакля: «За прокат живого ребенка для похищения — 75 коп., детская присыпка для молнии и железный лист для грома — 60 коп., четыре бердянки для индейцев — 2 р., прокат белой жилетки для миллионера — 40 коп., кислые щи заместо шампанского — 4 коп. и статисту Федорову за изображение собачьего лая и ветра с дождем — 50 коп. Итого за всю иллюзию — 3 р. 20 коп.»

Одна провинциальная примадонна отличалась чрезвычайно вздорным и скандальным характером. На репетиции «Тоски» Пуччини она умудрилась так разозлить рабочих сцены, что они решили ей отомстить.

Финальная сцена оперы. Героиня, роль которой исполняла примадонна, бросается со стены замка.

Обычно за кулисами подкладывались мягкие маты, на которые благополучно приземлялась актриса. Но на этот раз рабочие вместо матов установили батут, и, к изумлению публики, Флория Тоска, вместо того чтобы разбиться о камни, какое-то время изящно «порхала» в воздухе.

В Одессе в оперетте «Прекрасная Елена» артист Терский, мужчина очень видный, играл Ахилла. Желая отличиться, он на репетиции попросил опытного актера указать какую-нибудь новую деталь в роли. «Вы видели французов, посоветуйте, как бы мне покартиннее выйти и спеть выходной куплет». Актер рассказал Терскому, как играл один француз: он вбегал стремительно на сцену, делал салют мечом, ставил левую ногу на суфлерскую будку и пел куплет.

Терскому очень понравился этот совет, и он обещал на славу разделать «французскую деталь». Антрепренер только качал головой.

На спектакле Терский надел новые сандалии на скользкой кожаной подошве, вылетел стремительно на сцену и только занес левую ногу над будкой суфлера, как поскользнулся и упал во весь свой богатырский рост на спину. Будка суфлера полетела в оркестр прямо на капельмейстера-чеха, который только и нашелся, что сказать: «Зачем мне это?» Правой ногой актер ударил суфлера, тот от испуга выронил книгу и спрятался под сцену, а сам Терский, лежа на спине, мужественно пропел свой куплет.

Антрепренер, видевший все это из-за кулис, премного благодарил старого исполнителя за «французскую деталь».

Провинциальные актеры разучивают какой-то водевиль. Один из них говорит другому:

— Смотри, Ермилов, какие свиньи эти переписчики. Удивительно невежественный народ!

— А что?

— Этакая небрежность — написали: «...и ты, Брут».

— А как же надо?

— Эх, ты, Фофан-голова, не «ты, Брут», а «ты, брат!»

Как-то раз по просьбе трагика А. Любского был поставлен «Макбет». Днем актер по какому-то поводу так напился, что «в дело употреблен быть не мог». Привезли его в театр, вылили на голову ушат воды, одели и выпустили на сцену. Любский с первого же выхода обнажил шпагу и стал на всех бросаться, при этом произносил такие фразы, которые Шекспиру и не снились. Затем артист грохнулся на подмостки и, как его ни тормошили, не в состоянии был сказать ни одного слова.