Стоход
Шрифт:
Во всю ширь улицы идут хороводы девушек и парней. Почти все с оружием за плечами. Поют, пляшут.
Веселье возрастало, когда с заданий возвращались группы подрывников и разведчиков.
— Особая сибирская дивизия! — приветственно кричит кто-то.
— Качать всю дивизию!
— Качать, качать!
И на середине улицы высоко над толпой взлетают вверх маленький, щуплый дедусь, четырнадцатилетний подросток и лет девяти конопатая девочка Люся.
Дед и его нареченные внуки были любимцами отряда. Они втроем ходили по городам и делали что-то, известное только им самим да командиру. Дед то под видом нищего, то под видом святоши проникал в любой город. Устим был связным. А Люся пробиралась
Сегодня «сибирская дивизия» привела врача-чеха, шорника-мадьяра и двух пожилых австрийцев.
— Вот вам целый тернационал. Добровольно захотели к нам, — сказал дед, когда его наконец опустили на землю. — Дивизии не грех и отдохнуть. Показывайте, значит, где нам расквартироваться…
В конце села послышалась песня:
В чистом поле, поле под ракитой, Где клубится по ночам туман, Там лежит, глубоко зарытый, Там схоронен красный партизан.— Ермачок! — закричали мальчишки и босиком побежали по холодной грязи вдоль улицы.
Подрывников Ермакова мальчишки узнавали по песням. Никто не пел так залихватски, с такими присвистами да выкрутасами, как Ермачок.
На быстрых, разгоряченных конях из проулка показались всадники. Впереди скакали Ермаков и его помощник Бугров. За ними — подрывники, увешанные трофейным оружием, как цыганки ожерельями. Кто в немецких шинелях и в кудлатых бараньих шапках, кто в свитках или полушубках, кто в зеленых немецких касках. Одеты и обуты кто во что горазд. Но у каждого на голове алая лента — по ней сразу узнаешь партизана.
Эх, сама героя провожала В дальний путь, на славные дела, Боевую саблю подавала, Вороного коника вела. Три коня под седлами бежали, Только пыль клубилась позади, Пэпэша в руках бойцы держали И погибель Гитлеру несли. Ехал Митя Иртышов по полю И не знал, что враг уж взял прицел, Боевую песню напевая, До конца допеть он не успел. Он упал на травушку сырую, Он упал, простреленный, в бою За Советы, за страну родную Отдал жизнь геройскую свою! Он упрямый, непреклонный, Он изъездил тысячи дорог. Но себя от смерти черной, От злодейской пули не сберег.А последний куплет допели уже сами мальчишки:
В чистом поле, поле под ракитой, Где клубится по ночам туман, Там лежит, глубоко зарытый, Там схоронен красный партизан.И партизаны, и жители села, и взрослые, и дети от души хохотали, глядя на Ермакова, ехавшего впереди своей группы.
В самом командире подрывников не было ничего смешного. Он был в белом полушубке, белых полотняных штанах и в лохматой белой шапке из овчины. Поперек шапки широкой полосой алела лента со звездочкой посередине. И не бородка, очень старившая Ермакова, смешила людей.
Смех вызывал хвост. Черный, задранный вверх телячий хвост, торчавший
Ермаков знал, над чем смеются люди, и, когда отряд его остановился, он еще нарочно проскакал по улице, мол, смейтесь, на то и праздник.
Когда он разместил отряд и вышел на улицу, его стали расспрашивать.
— Да много рассказывать! Ну, коротко скажу. Сделали мы свое дело… и…
— Подорвали мост?
— Все ж подорвали? — спрашивали друзья.
— Большой фонтан пыли был, — ответил Ермаков, уже окруженный толпой. — Ну вот, идем назад. Встречается конный отряд в глухом лесу. Мы засели. Кричим: «Кто такие?» Отвечают: «Свои! Ищем вас, партизан». «А откуда ты, — говорю, — знаешь, что мы партизаны?» «Да немцы-то в такую глухомань и носа не покажут», — отвечает мне их старшой. «Давай сюда один!» Приезжает. Ну, потолковали немного. «Что ж, — говорю, — поедем с нами, да только сначала докажите, что вы будете настоящими партизанами». «Мы бы, — говорят, — доказали, да у нас только винтовки, а нужен бы и автомат. К нам, — говорят, — в село приехали немецкие офицеры на охоту. Их двадцать». Как услышали мы про это, сразу загорелись: дать жизни этим фашистам! Э-э, да «сибирская дивизия» уже тут? — увидев деда, прервал свой рассказ Ермаков. — Ну, побегу.
— Да что ж ты на самой середине оборвал!
— Хоть скажи, что с теми «охотниками»?
— А что! Пока они выслеживали дичь, мы выследили их, — стараясь выбраться из толпы, говорил Ермаков. — Устроили засаду и прикончили всю банду. Хлопцы и приоделись, и вооружились.
— А хвост, хвост как?
Но Ермаков уже убежал. Пришлось за него отдуваться Бугрову. И тот рассказал, как, заехав к кузнецу, Ермачок сделал себе седло. Как потом обрядили его свежей телячьей шкуркой.
— В каждом селе смех поднимался такой, что во всю войну не слышали! — закончил Бугров.
Солнце зашло. Ночь наступала еще более теплая, чем день. С крыш уже не капало. Весь снег стаял. Веселый, хорошо вымытый вчерашним дождем молодой месяц низко висел над хатами, присматривался, что делается в селе.
Стоял ноябрь. Но для партизан, как и для всех советских людей, начиналась весна.
Зато в душе Бергера после Сталинградской битвы наступила студеная, лютая зима. Здесь, на фронте, когда подолгу не подвозили боеприпасы и продовольствие из-за «неисправности» путей, он окончательно понял, что такое партизаны, как дорого расплачивается армия фюрера за провал его незаметной с первого взгляда миссии на Полесье. До злой тоски было обидно, что двадцать лет успешной деятельности вдали от родины, среди полудиких лапотников пропали даром из-за мальчишки, которого не сумели просто-напросто вовремя расстрелять… О, если бы он начинал свою миссию по борьбе с партизанами теперь, он знал бы, что делать. Всю зиму Бергер обдумывал планы превращения Полесья в зону выжженной пустыни, сплошное пожарище, где ничто живое не найдет себе ни пищи, ни крова. И наконец весной написал письмо Краузе:
«Барон, я понимаю, что теперь не до щепетильности. И сожалею, что не уразумел этого раньше… Я знаю каждую пядь земли партизанского логова, как никто другой, знаю повадки этого зверья. Поэтому прошу еще раз доверить мне миссию, с которой я не справился однажды.
Краузе прочел письмо и хмыкнул:
— Хм! Другие рвутся на фронт из партизанского края: на передовой знаешь, где смерть и куда стрелять. А этот… В нем просыпается ариец. Ну что ж, возвращайся, изложи свои планы. Подумаем, посоветуемся.