Стокгольм delete
Шрифт:
11
Четыре часа дня. Игорный клуб на Стургатан в это время дня обычно закрыт, но не в этот день. Особый случай. Стрелка.
Никола и Хамон в вестибюле. Хамон – со списком приглашенных, Никола – с металлоискателем. У обоих под пиджаками спрятаны пистолеты. Список приглашенных. Больше для понта – кроме Исака всего восемь человек, и эти восемь и Николе, и Хамону хорошо известны. Но Исак велел обставить дело солидно и профессионально. Велел сохранять вежливость, надеть сорочку с галстуком и пиджак. И всех проверять по списку, как на международной дипломатической конференции.
Первым пришли Данни Бар-Сауме и его младший брат Кристиан. У Кристиана прозвище Лил-Грилле, Малыш Грилле, но этот Лил-Грилле – величиной с «Рендж-Ровер». Двое горилл задержались на несколько секунд на улице, убедились, что ничего тревожного не происходит, и вошли за ними. Так решил Исак – вторая группа должна прийти через четверть часа после первой. Не хватало только разборок на улице.
– Я попрошу вас раздвинуть ноги и поднять руки, – сказал Никола четко и спокойно, как только мог.
Он провел детектором по рукам и ногам, по спине и животу, по плечам. Наверное, им это знакомо: в тюрьмах такая процедура чуть ли не каждый день. И все равно – в воздухе, как знобкая изморозь, висела опасность. С этими парнями шутки плохи.
Но Исак предупредил. Они знают, о чем идет речь.
Что-то пискнуло в заднем кармане джинсов Данни. Никола заметил, как вытянулся и напрягся Хамон, как замерли гориллы.
Юсуф сказал определенно и внушительно: действуют правила Исака. «Явитесь в четыре ноль-ноль, никаких металлических предметов, включая мобильники. Мне не нужны разборки с пальбой, приходите сами по себе, как мужчины».
Исак не признавал компромиссов, потому и пользовался всеобщим уважением.
И вот оно: карман Данни. Пронзительный писк. Что-то металлическое. Что у него там? Да что угодно.
А дальше?
Метим медленным, как в рапиде, движением сунул руку в карман джинсов. Он усмехался, но глаза его были мертвы.
Никола нащупал пистолет в кобуре под пиджаком. Утром они с Хамоном пробовали «Глоки». Он, должно быть, навсегда запомнит отдачу: мощные, неживые толчки. Стреляя, он следовал инструкциям Хамона: рукоятку держать обеими руками, большой палец левой руки лежит на большом пальце правой.
Данни замер и шумно задышал носом.
Лил-Грилле двинулся к Николе. Это не предусмотрено.
Они что-то готовят. О, дьявол! Никола даже представить не мог, что ему когда-нибудь придется стрелять в живого человека. И что будет, если Данни наметил именно его?
Металл пистолета холодил руку. У Хамона по лбу катились крупные капли пота.
Никола вспомнил предупреждение Симона-суки-Мюррея.
Не ходи туда, Никола. Не ходи.
Хамон отступил на шаг и тоже сунул руку за полу пиджака.
Не спускать глаз. Поймать малейшее подозрительное движение.
В вестибюле внезапно запахло потом.
Ничего удивительного.
Напряжение в комнате – тысяча мегавольт.
Перед мысленным взором промелькнули сцены из голливудских боевиков. И даже не из боевиков: Хамон застрелил того парня в лесу. Не понарошку.
Стоп! Данни ухмыльнулся:
– Надо же где-то держать кэш, – подмигнул он и вытащил из кармана серебряный зажим для ассигнаций. Не меньше двадцати бумажек по пятьсот крон каждая.
Никола мысленно выдохнул и расслабился.
– Красненькие [32] сунь в карман, а зажим оставь нам, – важно произнес Хамон. – Исак ясно сказал – никакого металла. Детектор должен молчать, как сломанный телефон.
Данни улыбнулся еще шире.
– Почище, чем бункер в Кумле [33] .
– Точно. Как на киче. А теперь попрошу снять штаны и встать раком.
Данни Бар-Сауме дернулся.
– Шутка, – улыбнулся Хамон.
32
Ассигнация в пятьсот крон имеет красноватый цвет.
33
Следственный изолятор в Стокгольме.
Никола отвернулся. Откуда у Хамона такая отвага? Вот бы…
Через двадцать минут: все на месте.
Метим со своими амбалами явился точно – в четыре пятнадцать.
Игорные столы сдвинули к стене, стулья поставили буквой П.
Никола сразу вспомнил душеспасительные беседы в Спиллерсбуде. Обязательная молотилка: что-мне-надо-сделать-чтобы-измениться-к-лучшему.
«Я иногда неадекватно реагирую, но теперь дело идет…»
«Я начал немного понимать сам себя. Мне приходилось несладко порой, но у меня никакого права вымещать досаду на других…»
Все пацаны знали, как изобразить ангельскую физиономию. Все знали, как послаще преподнести эту бессмыслицу. И ржали потом от души.
– Добро пожаловать, – сказал Исак.
И они начали разговор. С такой скоростью, что Никола половину не понимал, тем более что речь шла о каких-то совершенно незнакомых людях. С другой стороны – а почему он должен понимать? Он всего-навсего ассистент ассистента. И вообще – невероятно! Невероятно, что ему позволили присутствовать. Сирийской крови у него меньше, чем у… типа, у короля. И он выпал из игры больше чем на год. Но Юсуф – человек Исака, Юсуф доверяет Хамону, а Хамон доверяет Николе. Вместе выросли. Твои друзья – мои друзья. Враги друга – твои враги.
Они были солдатами одной армии.
Братья по крови.
Стрелка, или суд, как они его называли, была очень важна. Конфликт между двумя ведущими семьями должен быть улажен. Началось со ссоры кузенов. Пару месяцев назад двоюродный брат Метима и двоюродный брат Данни зашли в «Дворец кебаба» перекусить. В очереди началась ссора: один оскорбил мать другого, в ответ на что тот залепил ему в лоб бутылкой «Хайнекена». Через два дня по химчистке, принадлежащей отцу одного из участников ссоры, дяде Данни, из проезжающей машины открыли стрельбу – не меньше двадцати выстрелов из скорострельного карабина. Некоторые пули застряли в стенке с другой стороны зала. Несколько раненых. Чудо, что никто не погиб. Через неделю парень в маске ворвался в ресторан, где обедал кузен Метима, и выпустил четыре пули. Три попадания: в пах, колено и бедро. Парню суждено сидеть в каталке до конца жизни.