Стократ
Шрифт:
Смотритель в пятый раз повторил свой вопрос. Старик казался глухим. Он всматривался в тех, кто перед ним стоял, и взгляд его из беспокойного делался безнадежным.
– А где Злой? – вполголоса спросил смотритель.
– Под крышей, – ответил чей-то ломающийся голос, и несколько голосов мстительно хихикнули.
Старик содрогнулся и едва устоял на ногах.
– Этому не учат в Высокой Школе, – голос старухи звучал торжественно и глухо. – Время идет назад, пока горит вресень! Но тот, кто сжигает вресень, старится быстро, как горит сухое дерево. Ты понял?
– Да, – сказал он сквозь
– У меня под крыльцом найдешь топор и пилу. Рубить надо под корень, пень оставь в земле. И не старайся, ради всего святого, прочитать, что написано на листе, пока лист сгорает. Я знаю многих, кто сошел с ума, пытаясь это сделать.
– Тебе уже приходилось жечь вресень, да? – спросил он шепотом. – И у тебя получилось вернуть, что ты хотела?!
Она улыбнулась печально и гордо.
Мальчишка лежал в пыльной щели на чердаке и слушал, что происходит внизу.
Было очень тихо. В доме никогда не бывает тишины – скрипит лестница под чьими-то шагами или сама по себе. Шелестят крылья бабочек, летящих к фонарю. Кричат младенцы. Бранятся няньки. Грохочут тяжелые стулья. А сейчас было тихо, он даже похлопал себя по уху, проверяя.
Шляпа привычно закрывала его лицо до самого носа. Хоть он и был сейчас под крышей, и небо не могло его видеть. Взгляд неба не проникает в темные щели; небу трудно добраться до человека, если в доме нет окон…
Тишина росла, нарастала и кричала в ушах, как подброшенный под дверь младенец. Дрожа непонятно от чего, мальчишка стянул с себя шляпу и провел рукой по мокрому лбу. Вспомнил, как шел по улице старик – совершая с каждым шагом не то самоубийство, не то великий подвиг…
Он встал на четвереньки и качнулся взад-вперед, как качался в раннем детстве, развлекая себя.
Потом сжал зубы и выскользнул из укрытия, оставив внутри, между циновкой и кучей тряпья, свою шляпу.
Он бесшумно сошел по скрипучей лестнице, и на половине ее услышал вопрос смотрителя: «А где Злой?» И ответ кого-то из мальчишек: «Под крышей», и злорадный смех…
Он вошел в зал в тот момент, когда старик готов был упасть. Мальчишка остановился в шаге от двери, и старик, напоследок обшаривавший пространство взглядом, его увидел.
Глаза умирающего старика изменились. Он смотрел на мальчишку требовательно, свирепо и весело. Не чуя под собой ног, мальчишка сделал шаг, другой…
– Возьми, – внятно сказал старик и протянул ему сверток.
Дождался, пока узкие ладони подростка примут подарок.
И только тогда упал.
Часть вторая
Глава первая
Стократ
Паром через Светлую ходил туда и обратно два раза в день, на рассвете и на закате. Паромщик жил на левом берегу и пересекал реку четырежды в сутки, если не случалось бури или особых распоряжений от властителя.
В тот день погода была прекрасная. Стократ остановился на пригорке, глядя на реку во всем величии – и во всех ее мимолетных настроениях, от океанских волн до детской ряби на мелководье. Леса на пригорках и луга по низким берегам, каменистый обрыв, поросший фиолетовыми цветами, и сгоревшая хижина рыбака на том берегу показались Стократу звуками, сложившимися в аккорд, и он медлил, желая еще послушать.
Солнце чеканило тени и свет, делая картинку контрастной
Под широким навесом на левом берегу собралось уже человек двадцать. Готовый паром стоял у пристани, приколотый к берегу ржавыми крючьями, но паромщика не было, и лошадь, приводившая паром в движение, мирно паслась на привязи.
Стократ поздоровался и сел, как обычно, в стороне от всех – его вид и меч больше пугали, чем располагали к разговору. Он долго учился держать себя с людьми: не давать волю ярости. Слушать и смотреть. Видеть за словами действительный смысл сказанного. Понимать интонацию и язык тела. С постижением этой науки люди стали ему интересны и даже симпатичны. Наблюдая за ними, он понял многое и о себе – но всякий раз, когда он приходил на новое место, вокруг возникало пустое пространство.
В Лесном Краю он заслужил молву, которая называла его по имени раньше, чем он успевал представиться новым знакомым – но на берегах Светлой он был бродяга с мечом и большего не желал; десять лет прошло с тех пор, как он получил меч из рук безымянного старика и ушел из приюта. Десять лет он шел и учился, не задумываясь о добре и зле. Десять лет смотрел в небо без страха и мог уснуть посреди чистого поля, лежа на спине.
Теперь небо было бархатное, закатное. Сидя вполоборота к будущим попутчикам, остругивая палочку и придав себе по возможности безобидный вид, Стократ искоса разглядывал тех, кто ждал парома. Четверка лесорубов – возвращаются с заработков, держатся вместе, играют в камушки. Купец с желчным недовольным лицом – что-то не сложилось у него в последние дни, просчитался со своей торговлей, зол на молодого ученика. Двое подростков, впервые покинувшие родной дом, идущие в замок властителя, где, по их расчетам, юнцов немедленно наймут охотниками или менестрелями. Двое взрослых братьев, сопровождающие сестру на выданье. Сестра, с бледным лицом и покорным взглядом, не в восторге от будущего замужества. Рыболовы, сидят на бочках с засоленной рыбой, везут улов на продажу и предвкушают веселую ночь в кабаке… А где же паромщик?
Солнце коснулось верхушек леса на правом пологом берегу.
– Солнце садится, – первым сказал ученик купца, парень в белой с утра, но порядком замызганной рубахе. – Пора отчаливать, где тот Хребетник?
Прочие пассажиры, до сих пор терпеливо сидевшие на бочках и деревянных чурбаках, вопросительно подняли головы. Как звали паромщика, мало кто помнил. Для постоянных и случайных пассажиров он был Хребетником – длинный, седой, сутулый мужчина, кроме двух берегов не знавший и не видевший ничего в жизни.
Лесорубы выругались строго по очереди, согласно с представлениями о старшинстве, принятыми в этой четверке. И так же по очереди прикрыли рот ладонью и виновато посмотрели на девушку – будто исполняя ритуал.
– Пойди, глянь, – сказал купец. – Что он там, спит?
Ученик поступил к купцу недавно, определил Стократ. Вон как кинулся исполнять поручение. Еще не понял, бедолага, что хозяин его – неудачник со скверным характером, причем первое следует из второго. Заснет во хмелю – проснется в долгах…