Столетняя война
Шрифт:
Он хочет устроить турнир! Возьми свою лошадь, собери вещи и готовься к отъезду. Турнир! Мне стоило остаться в Шотландии!
Робби поискал глазами Роланда. Он не был уверен, зачем, разве что восхищался молодым французом, и если кто-нибудь и мог объяснить, почему Бог устроил это поражение, то это был Роланд, но Роланд был поглощен разговором с человеком, который носил незнакомую Робби ливрею.
На его жиппоне был изображен вставший на дыбы зеленый конь на белом поле, и Робби не видел в армии короля Иоанна никого, кто бы носил такую эмблему.
Человек говорил с Роландом тихо и настойчиво, а тот, по всей видимости, задал несколько вопросов перед тем, как пожать незнакомцу руку, а когда Роланд повернулся к Робби, его лицо излучало счастье.
Остаток армии короля погрузился в уныние, потому что надежды французов теперь превратились в горящую кучку древесины на мокром поле, но Роланд де Веррек просто сиял от радости.
– Я исполню свой рыцарский обет!
– сказал он Робби, - рыцарский обет!
– В Париже будет турнир, - сказал Робби.
– Уверен, что ты там понадобишься.
– Нет, - сказал Роланд.
– Дева в беде. Ее забрал у законного мужа и увез злодей, и я должен ее спасти.
Робби просто взглянул на рыцаря-девственника. Роланд произнес эти слова с исключительной серьезностью, как будто и правда верил, что он герой из рыцарских романов, которые пели трубадуры.
– Тебе щедро заплатят, сир, - сказал рыцарь в бело-зеленом жиппоне.
– Честь выполнения рыцарского обета - достаточная награда, - сказал Роланд де Веррек.
– Хотя если твой хозяин граф предложит несколько монет в качестве благодарности, то я, конечно, буду признателен.
Он поклонился Робби.
– Мы еще встретимся, и не забудь, что я сказал. Ты был спасен не просто так. Ты благословлен. Как и я! Рыцарский обет!
Лорд Дуглас смотрел, как уходит Роланд де Веррек.
– Он и правда девственник?
– спросил он с недоверием.
– Клянется, что да, - ответил Робби.
– Неудивительно, что его правая рука так чертовски сильна, - сказал лорд Дуглас, - но, должно быть, он бесится, как мешок с проклятыми хорьками, - он сплюнул.
У Роланда де Веррека был рыцарский обет, и Робби ревновал.
Часть вторая: Монпелье
Глава четвёртая
– Прости меня, - сказал Томас. Он не хотел говорить это вслух. Он разговаривал с распятием, весящим над главным алтарем маленькой церкви Сен-Сардо, что нахолась у подножия замка Кастийон д'Арбизон.
Томас стоял на коленях. Он зажег шесть свечей, горевших у бокового алтаря Святой Агнессы, где юный священник с бледным лицом отсчитывал новенькие генуаны.
– За что простить тебя, Томас?
– спросил священник.
– Он знает.
– А ты нет?
– Просто отслужи по мне мессу, отец, - ответил Томас.
– По тебе? Или по людям, убитым тобой?
– По убитым мною людям, - сказал Томас.
– Я дал тебе достаточно денег?
– Ты дал мне достаточно, чтобы построить еще одну церковь, - сказал священник.
– Угрызения совести стоят дорого, Томас.
– Они были солдатами, отец, - Томас слегка улыбнулся, - и умерли по воле своего господина. Я обязан дать им спокойствие в загробной жизни, не так ли?
– Их сеньор был прелюбодеем, - сурово заявил отец Левонн. Отец Меду, его предшественник, умер годом раньше, и епископ Берата послал отца Левонна в качестве замены.
Томас подозревал, что новичок являлся шпионом, потому что епископ поддерживал графа Берата, который когда-то владел Кастийоном д'Арбизон и хотел вернуть город назад, но оказалось, епископ прислал священника, чтобы самому избавиться от зануды.
– Я раздражал совесть епископа, - пояснил Томасу Левонн.
– Раздражал?
– Я проповедовал против греха, сир, - ответил Левонн, - и епископу мои проповеди не понравились.
С того разговора отец Левонн привык называть Томаса по имени, а Томас стал обращаться к молодому и серьезному священнику за советом, и всякий раз, возвращаясь из набега на территорию противника, он приходил в церковь Сен-Сардо, исповедовался и платил, чтобы отслужили мессы за убитых им людей.
– Так если граф Вийон был прелюбодеем, - спросил теперь Томас, - то заслужил, чтобы его кастрировали и убили? Отец, тебе бы пришлось приговорить половину этого города к смерти, если так.
– Только половину?
– спросил отец Левонн, забавляясь.
– Что касается меня, - продолжил он, - то я предпочел бы, чтобы Бог назначил Вийону наказание, но, возможно, он избрал своим орудием тебя?
– Я сделал что-то не так?
– Это ты мне скажи.
– Просто отслужи мессы, отец.
– А графиня Лабруйяд, - продолжил отец Левонн, - бесстыдная прелюбодейка, здесь, в замке.
– Хочешь, чтобы я её убил?
– Её судьбу определит Бог, - мягко сказал священник, - но граф Лабруйяд, может, и не станет ждать этого и попытается вернуть ее. Город процветает, Томас. Я не хочу, чтобы Лабруйяд или кто еще вторгся в него. Отошли ее подальше.
– Лабруйяд не придет сюда, - мстительно сказал:Томас, - он просто жирный кретин и боится меня.
– Граф Берата тоже кретин, - сказал священник, - и кретин богатый и храбрый, и он ищет союзников для борьбы с тобой.
– Только потому, что проигрывал каждый раз, когда пытался, - сказал Томас. Томас захватил город и замок у графа, дважды пытавшегося вернуть имущество, и оба раза потерпевшего поражение.
Город лежал на южной окраине графства Берат и был защищен высокими каменными стенами и рекой, с трех сторон омывающей скалу, на которой он стоял.