Столетняя война
Шрифт:
Зазвонил колокол городской церкви, призывая верующих к ранней молитве. Томас следовал за ирландцем вниз по холму, туда, где улицы не были замощены, и грязь смешивалась с кровью.
Там разделывали скот и жили бедняки, запах нечистот привел их на небольшую площадь, где стояли три телеги.
В каждую было впряжено по паре буйволов, телеги были нагружены широкими бочками.
– Боже ты мой, но дерьмо богатых воняет, - отметил Кин.
– Где возницы?
– Пьют во "Вдове", - Кин указал на маленькую таверну, - а вдова - упрямая старая склочница, которой и принадлежат повозки, а вино входит в оплату.
Они предполагают отправиться в путь, когда откроют ворота, но обычно задерживаются из-за вина, что удивительно.
– Удивительно?
– Вино просто ужасно. На вкус как коровья моча.
– Откуда ты знаешь?
– Вот вопрос, достойный доктора Люциуса. Ты уверен, что хочешь это сделать?
– Как еще я могу выбраться из этого города, черт возьми?
– Фокус в том, чтобы втиснуться между двумя бочками. Просто пролезь в центр телеги, и никто никогда не узнает, что ты там. Я дам тебе знать, когда ты сможешь безопасно туда забраться.
– Ты не спрячешься вместе со мной?
– Меня они не ищут!
– сказал ирландец.
– Это ты - тот парень, которого хотят повесить.
– Повесить?
– Господи, ты же англичанин! Томас из Хуктона! Главарь эллекенов! Конечно, тебя хотят повесить! Соберется толпа побольше, чем в воскресенье шлюх!
– Что за воскресенье шлюх?
– Ближайшее воскресенье к празднику Святого Николая. Предполагается, что в этот день девушки должны отдаваться мужчинам, но я не видел, чтобы такое происходило. И у тебя не так много времени.
Он замолчал, потому что на противоположной стороне площади наверху открылись ставни. Из окна выглянул человек, зевнул и исчез. По всему городу кукарекали петухи.
На углу площади зашевелилась кипа тряпья, и Томас понял, что там спит нищий.
– Совсем немного времени, - продолжил Кин.
– Ворота открыты, так что довольно скоро повозки поедут.
– Боже мой!
– произнес Томас.
– Когда ты это сделаешь, ты будешь пахнуть скорее как Иуда Искариот. Я бы залез сейчас, никто не смотрит.
Томас перебежал маленькую площадь и протиснулся в последнюю повозку. Запах просто сбивал с ног.
Бочки были старыми, текли или, скорее, сочились, и днище повозки было на дюйм покрыто слизью. Он услышал смешок Кина, затем глубоко вздохнул и протиснулся между двумя огромными бочками.
Между рядами пузатых бочек едва хватало места, чтобы спрятаться. Что-то капало ему на голову. Мухи ползали по лицу и шее.
Он пытался дышать неглубоко, пока, извиваясь, прокладывал путь в середину повозки, где накинул на голову капюшон. Кольчуга с кожаной подкладкой давала небольшую защиту от склизкой грязи, но он чувствовал, как она просачивается под кольчугу, чтобы пропитать его рубашку, охлаждая кожу.
Ему не пришлось долго ждать. Он услышал голоса, почувствовал, как повозка накренилась, когда двое мужчин взобрались на передние бочки, а затем раздалось щелканье хлыста.
Телега тронулась, ее единственная ось заскрипела. При каждом толчке Томас ударялся головой о протекающую бочку.
Поездка казалась бесконечной, но, по крайней мере, Кин оказался прав по поводу стражников, которые просто махнули телегам рукой и выпустили их через ворота, не предприняв никаких попыток осмотреть, потому что повозка не останавливаясь выехала из тени города на солнечный свет сельской местности.
Кин шел рядом с буйволами, радостно болтая с возницами, а потом телегу сильно тряхануло, когда она поехала вниз, в сторону реки.
Жидкость перелилась через края бочек, и какая-то часть попала Томасу на спину. Он выругался про себя, потом ругнулся еще раз, потому что повозку затрясло, когда она проехала по каким-то корням.
Кин рассказывал длинную историю про собаку, стащившую ногу барашка из монастыря Святого Стефана, но внезапно перешел на английский.
– Выбирайся прямо сейчас!
Ирландец продолжал рассказывать свою историю, а Томас осторожно протиснулся назад по только что вылившемуся дерьму, с каждым толчком телеги все больше нечистот проникало в его одежду.
Он спрыгнул на берег, приземлившись на перешеек между колеями от телеги. Возница, так и не узнав, что вез пассажира, прогромыхал дальше. Кин вернулся к нему, ухмыляясь.
– Иисусе, ты выглядишь просто жутко.
– Спасибо.
– Я вывел тебя из города, так ведь?
– Ты просто живой святой, - сказал Томас.
– Теперь нам нужно найти лошадей, оружие и способ, как опередить Роланда.
Он стоял на тропинке между двумя высокими валами, за ними росли оливы. Тропинка спускалась к берегу реки, в которую опорожнялись бочки из первой телеги. Коричневая субстанция плыла вниз по течению.
– И как мы найдем лошадей?
– с тоской в голосе спросил Кин.
– Всё по порядку, - сказал Томас. Он прихлопнул муху, а потом взобрался на край дороги и зашагал на север мимо олив.
– Так каков порядок?
– спросил Кин.
– Сначала река.
Томас шел, пока не скрылись из вида три телеги, потом сорвал с себя одежду и погрузился в воду. Она была холодной.
– Иисусе, да ты весь в шрамах, - произнес Кин.
– Если хочешь остаться красивым, - заметил Томас, - не становись солдатом. И брось мне мою одежду.
Кин пинком отправил одежду в реку, не прикоснувшись к ней. Томас полоскал ее, топтал и тер камнем, до тех пор пока вода перестала окрашиваться, потом опустил в воду кольчугу, пытаясь избавить металл и кожу от вони.
Он в последний раз опустил голову в воду, пробежался пальцами по волосам и выбрался на берег. Он выжал одежду как только смог, а потом надел ее, все еще мокрую.