Столетняя война
Шрифт:
– Я не доверяю людям графа Лабруйяда, - сказал Роланд мальчику, - особенно Жаку, так что мы будем спать здесь со своми мечами.
Люди графа целый день посматривали на белокурую Женевьеву, и Роланд слышал смешки за своей спиной и подозревал, что латники обсуждали пленницу, но ночью они не предприняли никаких попыток пройти мимо Роланда, и на следующее утро они поскакали на север и свернули на дорогу, ведущую в сторону Лиможа, а Женевьева тем временем мучила Роланда предположениями о том, что ее муж сбежал из Монпелье.
– Его трудно захватить, - сказала она, - и он ужасен, когда мстит.
– Я не боюсь с ним драться, - ответил Роланд.
– Значит, ты глуп. Думаешь, меч защитит тебя? Ты, наверное, зовешь его Дюрандаль? Она засмеялась, когда тот покраснел - очевидно так и звал.
– Но у Томаса есть черненый тисовый лук, - заявила она, - и тетива из конопли, и стрелы из белого ясеня. Ты когда-нибудь встречался с английским лучником?
– Он будет сражаться благородно.
– Не будь глупцом! Он обманет тебя, устроит какой-нибудь трюк и собьет с толку, и в конце концов ты будешь утыкан стрелами, как щетка щетиной.
Может быть, он уже впереди! Может, лучники поджидают на дороге? Ты их не увидишь. Первым, что ты заметишь, будут удары стрел, а потом крики лошадей и смерть твоих воинов.
– Она права, - вмешался Жак Солльер.
Роланд храбро улыбнулся.
– Они не будут стрелять, миледи, из страха попасть в вас.
– Ты ничего не знаешь! С двух сотен шагов они могут стрелой сбить сопли у тебя из носа. Они будут стрелять.
Она гадала, где может находиться Томас и боялась, что снова может попасть в руки церкви. Она боялась за сына.
Следующую ночь они провели в гостевом доме монастыря, и снова Роланд охранял ее порог. Других выходов из комнаты не было, она не могла сбежать.
По дороге, до того как достичь монастыря, они проехали мимо группы торговцев с вооруженной охраной, и Женевьева окликнула их, сообщив, что захвачена против своей воли.
Путники выглядели обеспокоенными, пока Роланд со спокойной вежливостью не объяснил, что она его сестра и не в своем уме. Он говорил так, когда бы Женевьева ни обращалась к прохожим.
– Я везу ее туда, где за ней будут присматривать монахини, - сказал он, - и торговцы поверили и прошли мимо.
– Так ты не настолько благороден, чтобы не лгать, - она насмехалась над ним.
– Ложь во имя служения Господу не есть ложь.
– Это так ты служишь Господу?
– Брак священен. Я посвятил свою жизнь служению Господу.
– Поэтому ты девственник?
При этих словах он вспыхнул, потом нахмурился, но все же ответил на вопрос серьезно:
– Мне открылось, что моя сила в битвах основана на целомудрии, - он помедлил и взглянул на нее.
– Дева Мария разговаривала со мной.
Женевьева поддразнивала его, но что-то в его тоне сдержало ее насмешку.
– Что она сказала?
– Она была прекрасна, - произнес Роланд с тоской в голосе.
– И говорила с тобой?
– Она сошла с потолка в церкви, - объяснил он, - и казала мне, что я должен вести целомудренную жизнь, пока не женюсь. Что Господь благословит меня. Что я был избран. Тогда я был лишь мальчишкой, но был избран.
– Это был сон, - голос Женевьевы звучал пренебрежительно.
– Видение, - поправил он ее.
– Детский сон о прекрасной женщине, - сказала Женевьева, вновь с презрением, - это не видение.
– И она дотронулась до меня и сказала, что я должен оставаться непорочным.
– Скажи это стреле, которая тебя убьет, - произнесла она, и Роланд замолчал.
Теперь, на третий день путешествия, он постоянно прочесывал дорогу впереди в поисках эллекенов. На ней было довольно много путников - торговцы, пилигримы, погонщики скота или люди, направляющиеся на рынок, но никто не сообщал, что видел вооруженных людей.
Роланд стал еще более осторожным и послал двоих латников графа на четверть мили вперед, чтобы разведывать дорогу, но к исходу дня они не обнаружили ничего угрожающего.
Он беспокоился, что они так медленно продвигаются вперед, подозревая, что Женевьева специально устраивает задержки, но не мог этого доказать, а учтивость требовала уважать все ее личные просьбы.
Неужели женский мочевой пузырь и правда так мал? Еще два дня, думал Роланд, и он доберется до Лабруйяда и отправит послание эллекенам с требованием вернуть Бертийю в обмен на безопасность жены и сына Томаса, так он пытался заверить себя самого, что обет почти выполнен.
– Нужно найти место для ночлега, - сказал он Женевьеве на заходе солнца третьего дня путешествия.
Потом он увидел разведчиков, спешащих с севера. Один из них бешено жестикулировал.
– Он что-то заметил, - произнес Роланд, больше для себя, чем для своих попутчиков.
– Иисусе, - сказал один из латников, потому что теперь они смогли разглядеть то, что встревожило разведчиков. Надвигался вечер, и солнце отбрасывало длинные тени на поля, но на севере, неожиданно яркие в заходящих лучах солнца, появились силуэты людей. Людей и стали, людей и железа, людей и лошадей.
Свет отражался от их доспехов и оружия, от шлемов и навершия на древке знамени, хотя флаг находился слишком далеко, чтобы четко его рассмотреть. Роланд попытался их сосчитать, но всадники вдалеке постоянно перемещались. Двенадцать? Пятнадцать?
Может, ты не доживешь до ночи, - произнесла Женевьева.
– Они не могли нас обогнать, - сказал Жак, хотя и без особой убежденности.
Паника заставила Роланда поколебаться. Он редко паниковал. На турнирах, даже во время жестоких меле, он сохранял спокойствие на фоне хаоса. В эти моменты он чувствовал, что ангел хранит его, предупреждает об опасности и показывает возможности.