Столетняя война
Шрифт:
– Эамонн Ог О Кин, - ответил Кин, - но не обращай внимания на Ог.
– Почему?
– Просто не обращай внимания. Это означает, что я моложе своего отца, но ведь все мы моложе отцов, так ведь? В раю будет странный день, когда мы станем старше отцов.
– Ладно, Эамонн Ог О Кин, - произнес Томас, - теперь ты один из моих латников.
– И благодарю Господа за это, - заявил Кин, опуская вилы на мостовую.
– больше никакого мелкого дерьма вроде Рожера де Бофора. Как он может верить в то, что дитя обречено на ад? Но он верит! Этот кретин и слизняк в конце концов станет Папой, попомни мои слова.
Томас знаком велел ирландцу замолчать. Где Женевьева? Где бы она ни была, единственное, в чем Томас был уверен, это что ему необходимо выбраться из этого города.
– Твоим первым заданием, - сказал он ирландцу, - будет провести нас через ворота.
– Это будет сложно. Они предложили очень большую награду за твою поимку.
– Они?
– Городской совет.
– Так выведи меня из города, - сказал Томас.
– Дерьмо, - произнес Кин, немного помолчав.
– Дерьмо?
– Телеги с дерьмом, повозки с нечистотами, - сказал ирландец.
– Они собирают дерьмо и вывозят на телеге из города, по крайней мере из домов богатых горожан. Беднякам приходится тонуть в дерьме, но и богачей достаточно, чтобы телеги продолжали ездить.
Обычно пара повозок ждет открытия ворот, чтобы покинуть город, и, - он помедлил и бросил убедительный взгляд на Томаса, - поверь мне, стражники не особо старательно осматривают эти телеги.
Они делают шаг назад, затыкают нос и машут им, чтобы скорей проезжали, со всей скоростью, что Бог дает.
– Но сначала, - промолвил Томас, - сходи к таверне у церкви Сен-Пьера и...
– Ты имеешь в виду "Слепые титьки"?
– Таверна у церкви Сен-Пьера...
– "Слепые титьки", - сказа Кин, - так ее называют в городе из-за того, что на вывеске Святая Лючия без глаз, но с крепкой парой...
– Просто сходи туда, - велел Томас, - и найди брата Майкла.
– Неохотно отправившийся в эту поездку монах остановился в таверне, и Томас надеялся, что у него есть достоверные сведения о судьбе Женевьевы.
– Я там всех перебужу, - в голосе Кина звучало сомнение.
– Так разбуди, - Томас не осмелился пойти сам, потому что не был уверен, что за таверной не следят. Он достал из кошеля монету.
– Купи вина, оно развяжет им языки. Поищи этого монаха, брата Майкла. Посмотрим, знает ли он, что случилось с Женевьевой.
– Она твоя жена, да?
– спросил Кин, а потом нахмурился.
– Ты веришь в то, что Святая Лючия выковыряла собственные глаза? Иисусе! И все потому, что мужчина похвалил их? Благодарение Господу, ему не понравились ее титьки! Но она все равно стала бы хорошей женой.
Томас взглянул на юного ирландца.
– Хорошей женой?
– Мой отец всегда говорит, что лучший брак - это союз слепой и глухого. Так где я смогу тебя найти после того, как развяжу языки?
Томас указал на переулок рядом с монастырем.
– Я буду ждать там.
– И тогда мы станем сборщиками дерьма. Иисусе, мне нравится быть латником. Ты хочешь, чтобы этот брат Майкл к нам присоединился?
– Господи, нет. Скажи ему, что его долг - изучать медицину.
– Бедняга. Он собирается пробовать на вкус мочу?
– Отправляйся, - сказал Томас, и Кин ушел.
Томас скрылся в переулке, в черной, как монашеская сутана, тени. Он слышал, как в мусоре скребутся крысы, как какой-то человек храпит за закрытым ставнями окном, как плачет ребенок.
Двое стражников с фонарями прошли мимо монастыря, но не взглянули в сторону переулка, где Томас молился о Женевьеве с закрытыми глазами.
Если Роланд де Веррек отдал ее церкви, то ее могли снова приговорить. Но наверняка, думал он, рыцарь-девственник будет удерживать ее ради выкупа, а этим выкупом являлась Бертийя, графиня Лабруйяд, а это означало, что де Веррек будет беречь ее, пока не свершится обмен.
Меч Святого Петра мог подождать, сначала Томас разберется с рыцарем-девственником.
Уже почти наступила заря, когда вернулся Кин.
– Твоего монаха там не было, - сказал он, - но был один конюх с языком без костей. И у тебя проблемы, потому что городской страже велели искать человека с искалеченной левой рукой. Это была битва?
– Пытки доминиканцев.
Кин вздрогнул, взглянув на руку.
– И что они сделали?
– Винтовой пресс.
– А, они не допускают, чтобы потекла кровь, да, потому что Бог ее не любит, но эти ребята все равно могут разбудить тебя, как бы крепко ты не спал.
– Брата Майкла не было в таверне?
– Нет, и тот парень его не видел и, кажется, даже не знал, о ком я говорю.
– Хорошо, значит, он отправился изучать медицину.
– Всю жизнь хлебать мочу, - скривился Кин, - но конюх сказал мне, что другой твой дружок вчера уехал из города.
– Роланд де Веррек?
– Он самый. Он забрал твою жену и ребенка на запад.
– На запад?
– озадаченно спросил Томас.
– Он был в этом уверен.
Значит, де Веррек едет в Тулузу? Что там, в Тулузе? Вопросов было масса, но безответных, всё, в чем Томас мог быть уверен, так это в том, что Роланд уехал из Монпелье, что предполагало, что Томас рыцарю-девственнику больше не интересен.
У него была Женевьева, и он, должно быть, знал, что сможет обменять ее на Бертийю, а Томаса, как предполагал Роланд, захватит стража Монпелье.
– Где эти повозки с дерьмом?
Кин повел его в западном направлении. Начали открываться первые двери домов. Женщины несли ведра к городским колодцам, а крупная девушка продавала козье молоко около каменного распятия.
Томас прятал свою искалеченную руку под плащом, пока Кин вел его по переулкам и улочкам, мимо дворов с мычащими коровами.