Столетняя война
Шрифт:
– Поэтому ты здесь?
Она пожала плечами.
– Это убежище, а полагаю. Мой сын меня не любит, его жена ненавидит, а я слишком стара, чтобы найти нового мужа. Так что я здесь, лишь я и Николя, - она погладила кота.
– Так Лабруйяд жаждет твоей смерти, но он не в Монпелье, так? Так кто же преследует тебя?
– Лабруйяд послал человека, чтобы тот сразился со мной. Он начал эту охоту, а студенты к ней присоединились.
– Кого послал Лабруйяд?
– Его зовут Роланд де Веррек.
– О, дорогуша!
– казалось, графиню это позабавило.
– Юный Роланд? Я очень хорошо знала его бабушку, бедняжку. Слышала, что он прекрасный боец, но, дорогуша, совершенно без мозгов.
– Без мозгов?
– Их разрушили рыцарские романы, дорогуша. Он читает все эти смехотворные истории про рыцарскую доблесть и, поскольку мозгов у него нет, верит в них. Я виню в этом его мать, она очень напориста, все эти молитвы и упреки, а он, бедняжка, верит всему, что она говорит.
Она рассказывает ему, что рыцарство существует, я тоже так думаю, но только не в ее муже, он просто козел. Не то что сын! Рыцарь-девственник!
– она хихикнула.
– Насколько глупым может быть юноша? А он очень глуп. Ты слышал о том, как ему явилась Дева Мария?
– Все об этом слышали.
– Он был просто глупым мальчишкой, и я думаю, что мать его напоила! Уверена, что что у Девы Марии есть и более интересные занятия, чем портить жизнь молодому человеку.
Боже ты мой, бедный мальчик! Теперь юный Роланд мечтает стать таким рыцарем, как те, что за круглым столом вашего короля Артура. Боюсь, тебе придется убить его.
– Придется?
– Лучше бы тебе это сделать! Иначе он будет воспринимать тебя как часть своего рыцарского обета и преследовать до края земли.
– Он преследует меня здесь, - уныло заметил Томас.
– Но что тебя занесло в Монпелье?
– Хотел посоветоваться с ученым.
– Их тут полно, - заявила она с пренебрежением, - каких только нет. Они проводят время, споря друг с другом по поводу всяких глупостей, но, может, именно этим и занимаются ученые. Могу я спросить, о чем ты хотел посоветоваться?
– Я ищу одного святого.
– Их вечно не хватает! Какого рода святого?
– Я видел фреску, - сказал Томас, и описал коленопреклоненного на траве монаха, вокруг которого нападали сугробы.
– Она рассказывает историю, - сказал Томас, - но, кажется, никто ее не знает и не может сказать мне, кто этот монах.
– Замерзший святой, судя по всему, но к чему тебе знать?
Томас поколебался.
– Мой ленный сеньор, - наконец произнес он, - приказал мне найти одну реликвию и, думаю, этот святой имеет к ней отношение.
– У тебя не все дома, как и у Роланда. Очередной рыцарский обет!
– хохотнула она.
– Где-то на столе лежит книга, принеси ее мне.
Но, прежде, чем Томас смог найти книгу, неподалеку послышались женские голоса, а затем раздался робкий стук в дверь.
– Мадам? Миледи?
– позвал кто-то.
– Что нужно?
– Миледи, вы одна?
– У меня тут мужчина, - отозвалась графиня, - молодой и в самом соку. Ты была права, сестра Вероника, Бог внемлет молитвам.
Дверь толкнули, но она была заперта на засов.
– Мадам?
– снова позвала сестра Вероника.
– Сестра, не будь такой дурой, - сказала графиня.
– Я просто бормочу вслух, не более.
– Хорошо, мадам.
– Принеси мне книгу, - сказала графиня, слегка понизив голос. Это был небольшой томик, вряд ли больше ладони Томаса. Графиня развязала шнурки и развернула мягкую кожаную обложку.
– Это принадлежало моей свекрови, сказала графиня, - и она была милой женщиной! Бог его знает, как она родила такого монстра, как Анри. Полагаю, было плохое расположение звезд, когда она зачала его, или Сатурн восходил.
Из ребенка, зачатого при восходе Сатурна, не выйдет ничего путного. Люди никогда не задумываются о таких деталях, а на самом деле стоило бы. Довольно прелестная, что скажешь?
– Она передала книгу Томасу.
Это был псалтырь. У отца Томаса имелся подобный, хотя и не так богато украшенный, как этот, в котором слова семи покаянных псалмов перемежались красиво выписанными иллюстрациями, оживленными сусальным золотом.
Буквы были очень большими, так что на одной странице помещалось только несколько слов.
– Свекровь плохо видела, - пояснила графиня, когда Томас отметил размер букв, - поэтому монахи сделали буквы большими. Любезно с их стороны.
Большинство картинок изображали святых. Была Радгонд с короной, нарисованная на фоне каменной кладки, а позади нее строилась большая церковь.
Он перевернул жесткую страницу и увидел ужасающую картину ослепления святого Леодегера - солдат протыкал шилом глаз епископа.
– Разве это не пугает?
Графиня наклонился вперед посмотреть картинку.
– Они вырвали и язык тоже. Анри всегда угрожал вырвать мой, но не сделал этого. Полагаю, я должна быть ему благодарна. Это Клементин.
– В мученичестве?
– О да, вырывание кишок - верный путь к святости, бедняжка. Затем последовал Святой Ремигий, совершающий крещение голого мужчины в большом котле.
– Это крестят Хлодвига, - пояснила графиня, - не он ли был первый французским королем?
– Думаю, да.
– Полагаю, мы должны быть благодарны, что он стал христианином, - сказала графиня, затем наклонилась вперед, чтобы перевернуть страницу и явила святого Кристофера, несущего младенца Иисуса.
На заднем плане было изображено избиение младенцев, но бородатый святой благополучно уносил младенца Христа с поля, на котором валялись десятки забрызганных кровью мертвых и умирающих детей.
– Выглядит так, будто Святой Кристофер вот-вот выронит младенца, правда? Всегда считала, что Иисус, должно быть, обмочил его, или что-то в этом роде. Мужчины довольно беспомощны с младенцами.