Столетняя война
Шрифт:
Ох, бедняжка, - последнее замечание относилось к святой Аполлине, которую двое солдат распиливали пополам. Живот был взрезан, кровь текла вниз страницы, а она молитвенно взирала на ангелов, выглядывающих из-за облака.
– Мне всегда было интересно, почему ангелы не спустились и не спасли ее, - заметила графиня.
– Должно быть, очень неприятно смотреть, как ее распиливают пополам, но они просто болтались в облаках и ничего не предпринимали!
Не очень-то ангельское поведение. А этот человек просто глупец!
– Томас перевернул страницу и увидел изображение Святого Маврикия, стоящего на коленях среди остатков своего легиона.
Маврикий убеждал своих людей, что лучше принять мученическую смерть, чем напасть на христианский город, и его товарищи-римляне прислушались к этому набожному желанию, и художник изобразил кучу переломанных окровавленных тел, разбросанных по полю, в то время как убийцы приближались к коленопреклоненному святому.
– Почему он не дрался?
– спросила графиня.
– Говорят, что у него было шестьсот солдат, но он вдохновил их на то, чтобы быть зарезанными как овцы. Иногда я думаю, что нужно быть редкостным дураком, чтобы стать святым.
Томас перевернул последнюю страницу и замер.
Потому что там был он, монах на снегу.
Графиня улыбнулась.
– Видишь? Тебе не нужен ученый, а всего лишь старая дама.
Рисунок отличался от того, что был в Авиньоне. Монах в книге не стоял на расчищенном клочке земли, а лежал, свернувшись во сне.
Там не было Святого Петра, но присутствовал маленький дом с правой стороны, и второй монах выглядывал в окно.
Спящий монах, над головой которого светился нимб, лежал на траве, но остальной пейзаж, как и крыша домика, был покрыт толстым слоем снега.
Была ночь, и на темно-синем небе были нарисованы звезды и одинокий ангел, смотрящий с этих звезд, а на полях страницы, разрисованных цветами, находилось имя святого.
– Святой Жуньен, - прочитал Томас.
– Никогда о нем не слышал.
– Не думаю, что многие о нем слышали.
– Жуньен, - он повторил имя.
– Он был сыном человека высокого происхождения, - сказала графиня, - и, должно быть, очень набожным, потому что прошел долгий путь, чтобы учиться у Святого Аманда, но прибыл ночью, и Аманд запер дверь.
Поэтому Жуньен постучал в дверь. Но Святой Аманд подумал, что это, наверное, бандиты пришли его грабить, и отказался открывать. Не могу понять, почему Жуньен не объяснил, кто он такой.
Была зима, шел снег, а всё, что ему нужно было сделать - это сказать Аманду, кто он такой! Но очевидно, Жуньен был так же глуп, как и остальные, потому что не смог попасть в дом Аманда и прилег поспать в саду, и, как ты видишь, Господь любезно позаботился о том, чтобы снег на него на падал.
Так что он хорошо выспался и на следующий день непонимание было благополучно разрешено. Это не слишком волнующая история.
– Святой Жуньен, - Томас еще раз повторил это имя, разглядывая спящего монаха.
– Но почему о нем написано в этой книге?
– поинтересовался он.
– Посмотри на обложку, - предложила графиня.
Томас перевернул обратно негнущиеся страницы и увидел, что на самой первой был нарисован герб с изображением красного льва на белом поле, стоящего на задних лапах. Лев рычал, обнажив клыки.
– Мне незнакома эта эмблема, - сказал он.
– Моя свекровь была из Пуату, - объяснила графиня, - а красный лев - символ Пуату. Все святые в этой книге, дорогуша, связаны с Пуату, и я думаю, что просто не хватило тех, кто был ослеплен, обварен кипятком, обезглавлен, выпотрошен или распилен пополам, поэтому добавили бедняжку Жуньена, просто чтобы заполнить страницу.
– Но не Святого Петра, - сказал Томас.
– Не думаю, что Святой Петр когда-либо бывал в Пуату, так с чего бы ему находиться в книге?
– Я думал, святой Жуньен с ним встречался.
– Уверена, что все святые навещают друг друга, дорогуша, просто поболтать о таких прекрасных вещах, как бормотание молитв, или о том, кто из их друзей был в последнее время сожжен или освежеван заживо, но Святой Петр умер задолго до того, как Жуньен застрял в снегу.
– Конечно, он умер, - сказал Томас, - но есть какая-то связь между Жуньеном и Петром.
– Мне она неведома, - сказала графиня.
– Но кто-то должен знать, - предположил Томас, - в Пуату.
– В Пуату - да, возможно, но сначала тебе нужно выбраться из Монпелье, - произнесла графиня, развеселившись.
Томас криво улыбнулся.
– Обратно через стену монастыря, полагаю.
– Уверена, что те, кто тебя ищет, присматривают за монастырем. Но если бы ты смог подождать но прихода ночи...
– Если вы не возражаете, - галантно ответил Томас.
– Можешь уйти с наступлением темноты. После вечернего богослужения монахини любят поспать. Выходи из двери и иди по коридору, там будет выход на улицу через комнату раздатчика милостыни, что в самом дальнем конце.
Это не займет больше минуты, но до этого времени мы должны провести несколько часов вместе, - она с сомнением посмотрела на него, но потом ее лицо внезапно просветлело.
– Скажи мне, ты играешь в шахматы?
– Немного, - ответил Томас.
– Раньше я неплохо играла, - заявила графиня, - но возраст..., - она вздохнула и опустила взгляд на кота.
– Мой разум стал таким же мягким, как твоя шерсть, правда?
– Если вам будет угодно сыграть, - сказал Томас.
– Я буду играть плохо, - печально произнесла она, - но всё равно, внесем интригу и сыграем на деньги?
– Если хотите, - отозвался Томас.
– Скажем, леопард за каждую игру?.
– предложила она.
Томас вздрогнул. Леопард стоил почти пять шиллингов на английские деньги, недельная оплата высококвалифицированного ремесленника.
– Леопард?
– спросил он уклончиво.
– Просто чтобы было интереснее. Но ты должен простить мне забывчивость. Мандрагора вызывает у меня сонливость. Боюсь, - ее голос звучал нечетко, но потом она взяла себя в руки, - сильную сонливость, и я совершаю глупейшие ошибки.