Столетняя война

Корнуэлл Бернард

– Ты, - Томас указал на брата Майкла, - найди себе подходящую кольчугу. Найди шлем и меч. Возьми лошадь.

Они отправились на север.

Роланд де Веррек приказал привязать лошадей в руинах нефа, потом поднялся по узким ступеням лестницы на колокольню. Там больше не было колокола, просто открытое пространство.

В каждой из четырех стен зиял широкий арочный проем, балки крыши прогнили, и большая часть черепицы обвалилась, а пол предательски трещал под весом воинов.

– Стрелы влетят через проемы в стенах, - сказала ему Женевьева.

– Помолчи, - велел он, а потом, пытаясь как обычно быть учтивым, добавил, - пожалуйста. Он нервничал. Лошади топтались в нефе, в деревне кто-то крикнул, но за исключением этого стояла полная тишина.

Темнота быстро сгущалась, отбрасывая бесформенные тени на церковном кладбище. На могилах не было надписей.

Должно быть, деревню поразила чудовищная вспышка чумы, унесшая столько душ и тел в неглубокие могилы. Роланд вспомнил, как видел одичавших собак, роющих могилы жертв чумы.

Он был еще мальчиком и рыдал от жалости, увидев, как собаки разрывают гниющую плоть крестьян его матери. Его отец умер, как и единственный брат. Мать сказала, что болезнь послана в наказание за грехи.

– Англичане и чума, - сказал она, - и то, и другое - происки дьявола.

– Говорят, что в Англии тоже чума, - уточнил Роланд.

– Бог велик, - отозвалась вдова.

– Но почему умер отец?
– спросил Роланд.

– Он был грешником, - ответила мать, хотя с тех пор она превратила дом в святилище для мужа и старшего сына, святилище со свечами и распятиями, черными портьерами и священником, которому было уплачено за проведение месс по отцу и его наследнику, умерших в крови и рвоте.

Потом пришли англичане, и вдова лишилась своих земель и сбежала к графу Арманьяку, дальнему родственнику, а граф воспитал Роланда как воина, но воина, знавшего, что мир - это битва между Богом и дьяволом, между светом и тьмой, между добром и злом.

Теперь он смотрел, как сгущается тьма и тени крадутся по пораженной чумой земле. Здесь процветает дьявол, подумал он, скользит по почерневшим в сумерках деревьям, как змея свернулся клубком вокруг разрушенной церкви.

– Возможно, они нас не преследуют, - произнес он почти шепотом.

– Возможно, первые стрелы как раз выпускаются, - сказала Женевьева, - или, может быть, они разожгли огонь внизу.

– Помолчи, - сказал он, - и теперь его тон был умоляющим, а не приказным.

В воздухе появились первые летучие мыши. В деревне залаяла и затихла собака. Сухие ветки сосен шумели на слабом ветру, и Роланд закрыл глаза и молился Святому Базилю и Святому Дени, двум его святым покровителям.

Он сжал вложенный в ножны меч, Дюрандаль, и приложил рукоять ко лбу.

– Пусть это не зло крадется ко мне во тьме, - молился он, - принеси мне добро, - он молился, как учила его мать.

В лесу послышался стук копыт. Он расслышал скрип кожи седла и клацанье уздечки. Заржала лошадь и послышались шаги.

– Жак!
– позвал голос из темноты.
– Жак! Ты там?

Роланд поднял голову. Над вершиной холма зажглись первые звезды. Мать святого Базиля была вдовой.

– Пусть не моя мать потеряет своего единственного сына, - молился он.

– Жак, ублюдок!, - снова прокричал голос. Латники, укрывшиеся в башне, посмотрели на Роланда, но он по-прежнему молился.

– Я здесь!
– отозвался в темноту Жак Солльер, - а это ты, Филипп?

– Я Святой Дух, идиот, - прокричал в ответ Филипп.

– Филипп!
– теперь латники в башне вскочили на ноги, выкрикивая приветствия.

– Это друзья, - объяснил Жак Роланду, - люди графа.

– О Боже, - выдохнул Роланд. Он не мог поверить в то облегчение, которое его охватило, столь большое облегчение, что он почувствовал слабость. Он не был трусом.

Никого, кто бы противостоял Вальтеру из Сигенталера на турнире, нельзя назвать трусом. Немец убил и искалечил на турнирах множество людей, всегда утверждая, что кровопролитие вышло случайно, но Роланд дрался с ним четыре раза и каждый раз унижал.

Он не был трусом, но в крадущемся мраке его охватил ужас. Война, понял он, не имела правил, и всех умений в мире будет мало, чтобы помочь ему выжить.

Филипп появился внизу башни, как тень.

– Нас прислал граф, - выкрикнул он.

– Лабруйяд?
– спросил Роланд, хотя в этом вопросе не было необходимости. Латники графа дружески приветствовали своих товарищей.

– Англичане выступают, - объяснил Филипп.
– Ты сир де Веррек?

– Да. Где англичане?

– Где-то на севере, - неясно ответил Филипп, - но поэтому мы здесь. Графу нужны все его латники, - всё больше солдат прибывало из темноты, ведя своих лошадей в разрушенный неф.
– Можем мы разжечь костер?

– Конечно, - Роланд поспешил вниз по лестнице.
– Граф послал вас, потому что англичане выступают?

– Его вызвали в Бурж, и он хочет взять на войну по меньшей мере шестьдесят человек. Ему нужны люди, уехавшие с тобой, - Филипп посмотрел, как слуга бьет кремнем по кресалу, чтобы поджечь пучок соломы.
– Ты нашел Бастарда?

– Он в Монпелье, в плену, надеюсь, - Роланд все еще чувствовал слабость, поражаясь тому страху, который поставил его на колени.
– Он в Монпелье, - повторил он, - но у меня его жена.

– Ребята порадуются, - сказал Филипп.

– Она под моей защитой, - сухо ответил Роланд.
– Я предлагаю обменять ее на графиню.

– Ребята порадуются даже больше, - сказал Филипп.

– Потому что свершится правосудие.

– К черту правосудие, они насладятся, наблюдая за тем, как сучку накажут. О, и кой-какие люди приехали в Лабруйяд. Им нужен ты.

– Кто?

– Священник, - неясно ответил Филипп.

– Как вы узнали, где меня искать?
– спросил Роланд, все еще удивляясь тому облегчению, которое почувствовал.