Столетняя война

Корнуэлл Бернард

Он прогрохотал босыми ногами по подъемному мосту и услышал щелчок, с которым болт вылетает из арбалета, но болт ушел в сторону. Он его не видел, но знал, что последуют и другие.

Он схватил Хью за руку и потянул его за собой, и только тогда угловым зрением заметил, как промелькнуло что-то белое. Еще одна белая вспышка! В панике и страхе он подумал, что это, должно быть, голуби. Ночью?

Что-то промелькнула мимо в третий раз, позади раздался крик, и он понял, что это были стрелы в ночи. Стрелы с гусиным оперением, английские стрелы, стрелы, пронзающие темноту и летящие в людей, выходящих из замка.

Одна из них отклонилась от этого маршрута и пронеслась мимо Роланда, а потом поток стрел прекратился, и четверо всадников проскакали по полю с мечами наголо, лошади промчались мимо беглецов, развернулись, и длинные клинки опустились на их преследователей.

Всадники не остановились и продолжали нестись, обогнув Роланда сзади, и снова посыпались стрелы, изливаясь безжалостным потоком в открытый проем ворот, где столпились арбалетчики.

А потом внезапно беглецы оказались окружены людьми с длинными луками, и всадники встали щитом позади них, охраняя от обстрела из замка, пока беглецы не добрались до леса, и там Роланд упал на колени.

– Господи!, - произнес он вслух, - благодарю тебя, - он тяжело дышал и дрожал, все еще держа Хью за руку.

– Сир?
– нервно спросил Хью.

– Ты в безопасности, - объяснил ему Роланд, а потом кто-то подошел, схватил мальчика в охапку и понес его куда-то, оставив Роланда в одиночестве.

– Сэм!
– прокричал резкий голос.
– Держи дюжину человек у кромки леса. Луки в готовности! Остальные - назад на ферму! Брат Майкл! Ты где? Подойди!

Роланд увидел, как люди собираются вокруг Женевьевы. Он по-прежнему стоял на коленях. Ночь наполнилась возбужденной английской речью, а Роланд почти никогда не чувствовал себя так одиноко.

Он огляделся и увидел, что залитый лунным светом луг между лесом и замком пуст. Если граф Лабруйяд или отец Маршан и планировали устроить погоню, то она еще не началась.

Роланд подумал, что он всего лишь пытался вести себя достойно, а теперь его жизнь перевернута вверх тормашками. Потом Мишель похлопал его по плечу.

– Я потерял ваши сапоги, сир, - Роланд ничего не сказал, и Мишель склонился перед ним.
– Сир?

– Не важно, - произнес Роланд.

– Я потерял сапоги и лошадей, сир.

– Не важно!
– ответил Роланд более резко, чем намеревался. Что ему делать теперь? Он считал, что нанят для выполнения двух рыцарских обетов, один из которых был священен, а они лишь привели его к этому одинокому отчаянию.

Он сомкнул глаза в молитве, призывая наставить его на путь, а потом почувствовал, что кто-то дышит ему в лицо. Он вздрогнул и ощутил, как ему лижут лицо, открыл удивленные глаза, увидев пару волкодавов, стоящих подле него.

– Ты им нравишься!
– произнес бодрый голос, но поскольку человек говорил по-английски, Роланд понятия не имел, что тот сказал.
– А теперь прочь отсюда, оба, - продолжал человек, - не каждый захочет принять обряд крещения от пары чертовых псов.

Собаки умчались, и их место занял Томас из Хуктона.

– Милорд?
– сказал он, хотя в его голосе не было уважения.
– Мне следует убить тебя или поблагодарить?

Роланд поднял глаза на Бастарда. Рыцарь-девственник все еще дрожал и не знал, что ответить, поэтому он повернулся и снова посмотрел на замок.
– Станут ли они атаковать?
– спросил он.

– Конечно, нет, - ответил Томас.

– Конечно, нет?

– Половина спит, а половина пьяна. Может, к утру они будут готовы устроить вылазку? Хотя сомневаюсь в этом. Вот почему у моих людей два правила, милорд.

– Правила?

– Они могут напиваться сколько влезет, но только когда я скажу. И никакого насилия.

– Никакого..., - начал Роланд.

– Если только они не хотят быть повешенными на ближайшем дереве. Я слышал, Лабруйяд хотел изнасиловать мою жену?
– спросил Томас, и Роланд просто кивнул.
– Тогда я должен поблагодарить тебя, милорд, - сказал Томас, - потому что ты поступил смело. Так что спасибо тебе.

– Но твоя жена...

– Она будет жить, - произнес Томас, - быть может, с одним глазом. Брат Майкл сделает все, что сможет, хотя сомневаюсь, что он может многое. Только не уверен, стоит ли продолжать называть его "братом". Не знаю, кто он теперь. Пойдем, милорд.

Роланд позволил поднять себя и повести между деревьев в сторону фермы.

– Я не знал, - сказал он и запнулся.

– Не знал, каков ублюдок Лабруйяд? Я говорил тебе, каков он, но что с того? Все мы ублюдки. Я Бастард, помнишь?

– Но ты не позволяешь своим людям насиловать?

– Бога ради, - произнес Томас, повернувшись к нему.
– Думаешь, жизнь такая простая штука? Может, она и проста на турнирах, милорд. Турнир - это понарошку. Ты на одной стороне или на другой, и никто не думает, что Господь занимает чью-либо сторону на турнире, и там есть маршалы, чтобы убедиться, что тебя не вынесут оттуда мертвым, а здесь маршалов нет.

Это просто война, война без конца, и всё, что ты можешь сделать - это попытаться не выбрать неправильную сторону. Но кто, во имя Господа, знает, какая сторона правильная? Зависит от того, где ты родился.

Я родился в Англии, но если бы я родился во Франции, я бы сражался за короля Иоанна и рассчитывал на то, что Бог будет на моей стороне. В то же время, я стараюсь не творить зло.

Не Бог весть какое правило, но это работает, а когда я творю зло, то произношу молитвы, жертвую церкви и притворяюсь, что моя совесть чиста.

– Ты творишь зло?

– Это война, - заметил Томас.
– Наша задача - убивать. В Писании говорится, что никто не должен, но мы это делаем. Один ученый в Оксфорде сказал мне, что заповедь гласит, что мы не должны совершать убийство с умыслом, а это не то же самое, что не убивать в бою, но когда я поднимаю забрало какому-нибудь ублюдку и протыкаю мечом его глаз, это меня не слишком утешает.

– Тогда почему ты этим занимаешься?

Томас посмотрел на него почти враждебно.

– Потому что мне это нравится, - ответил он, - потому что у меня это хорошо получается. Потому что в темноте ночи я могу иногда убедить себя, что сражаюсь за всех бедняков, которые не могут сами за себя сражаться.