Столетняя война
Шрифт:
Отец Маршан выдумал интерес Папы и короля, но это была вдохновляющая выдумка, достаточная, чтобы охладить ярость Лабруйяда.
– Так я прав?
– потребовал подтверждения граф.
– Полностью, и если кто-нибудь из нас тебе воспрепятствовал, милорд, если кто-нибудь из нс бросил вызов твоей несомненной власти, то прими наши нижайшие извинения.
– Но этим делом интересуются Папа и король?
– Как бы удивительным это ни казалось, милорд, да. Потому я здесь, посланный кардиналом Бессьером. Милорд, поскольку ты заслужил репутацию человека, который доблестно сражается за царствие небесное на земле, прошу тебя дать мне время с этим созданием.
– А когда ты с ней закончишь?
– Как я сказал, милорд, это твой замок.
– И твоим людям стоит это запомнить, - рявкнул граф.
– Несомненно, милорд.
– Тогда забирай ее, - великодушно разрешил граф.
– Церковь всегда будет у тебя в долгу, милорд, - сказал отец Маршан и сделал знак Скалли и Робби вывести Женевьеву. Он указал на Хью.
– Его тоже заберите.
И Робби вздохнул с облегчением.
Томас стоял на коленях на опушке.
– Что он сказал?
– спросил он в десятый раз.
– Возвращаться с первыми лучами солнца, - ответил Кин.
А что случится с Женевьевой между серединой ночи и первыми лучами солнца? Этот вопрос мучил Томаса, воображение подсказывало грязные ответы, а разум не находил решения.
Он не мог ее спасти. Не мог пересечь ров, взобраться на стену и проложить себе путь внутри. Для этого нужна была армия и время.
– Вам следует поспать, - сказал он своим людям, и это была правда, но лучники предпочли бодрствовать вместе с Томасом. Никто не хотел засыпать.
– Сколько человек внутри?
– гадал Томас вслух.
– У ублюдка было около сотни воинов, когда мы дрались в Вийоне, - напомнил Сэм.
– Они все не могут быть внутри, - сказал Томас, хотя это было лишь то, на что он надеялся.
– Это довольно большое место, - произнес Кин.
– А здесь у нас тридцать четыре лучника, - заметил Томас.
– И у нас есть латники, - добавил Карил.
– У него около сорока арбалетчиков, - сказал Сэм, - может, больше.
– Он не сказал, что обменяет ее?
– спросил Томас в десятый раз.
– Он просто велел возвращаться, - ответил Кин.
– Я бы задал парню пару вопросов, если б смог, но они отправили намек из арбалета, что мы с отцом Левонном не очень-то желанные гости.
Если Женевьеве причинили боль, подумал Томас, он забудет о Злобе, забудет о принце Уэльском, забудет обо всем, пока не привяжет Лабруйяда к столу и не отрежет ему то, что граф отрезал Вийону.
Такова была его тщетная надежда той лунной ночью. Бывают времена, клогда единственное, что можно сделать - это ждать и тешить себя мечтами, чтобы избавиться от отчаяния.
– На заре, - произнес Томас, - мне нужен каждый лучник и каждый латник. Мы покажемся им. Мы будем готовы драться, но останемся вне пределов досягаемости арбалетов.
Это был просто жест, не больше, и он знал это, но сейчас ему осталось только это.
– Мы уже готовы, - сказал Сэм. Как и остальные лучники, он держал свой лук, хотя в ожидании утренней росы снял тетиву и спрятал ее под шапку.
– А это будет на заре.
– Вам следует поспать, - повторил Томас, - всем, кто не в карауле, нужно поспать.
– Ага, нужно, - отозвался Сэм.
Но никто не сдвинулся с места.
Отец Маршан мягко прикоснулся к руке Роланда.
– Ты прав, сын мой. Она твоя пленница, и ты должен ее защищать, но с осторожностью.
– С осторожностью?
– Это владения графа. Он здесь правит, - он улыбнулся.
– Но это в прошлом. Теперь приведи пленницу к нам.
– Пленницу?
– спросил Роланд.
– Она заложница, отец.
Отец Маршан поколебался.
– Что ты о ней знаешь?
– спросил он.
Роланд нахмурился.
– Она низкого происхождения и замужем за Бастардом, но помимо этого ничего существенного.
– Тебе она нравится?
Роланд поколебался, но потом вспомнил, что его долг - говорить правду.
– Поначалу она мне не понравилась, отец, но потом я стал восхищаться ей. У нее есть сила духа. У нее есть разум. Да, она мне нравится.
– Она околдовала тебя, - сухо произнес отец Маршан, - и ты в этом не виноват. Но тебе следует знать, что она отлучена от церкви, проклята святой матерью церковью.
Ее должны были сжечь за ересь, но Бастард ее спас, а потом, чтобы скрыть свое зло, она убила благочестивого доминиканца, открывшего в ней ересь.
Находясь в здравом уме, я не могу позволить ей уйти, не могу позволить ей распространять свое омерзительное учение. Она приговорена.
– Я поклялся защищать ее, - с трудом вымолвил Роланд.
– Я освобождаю тебя от этой клятвы.
– Но она кажется такой хорошей женщиной!
– Дьявол скрывает свои деяния, сын мой, - сказал отец Маршан, - он заворачивает низость и одеяние света и подслащивает грязь нежными словами. Она выглядит такой приятной, но на самом деле - дьявольское отродье, как и ее муж.
Они оба отлучены от церкви, оба еретики, - он повернулся к своему слуге, приближающемуся из темного коридора.
– Спасибо, - произнес он, взяв из его рук сокола.
Он натянул кожаную перчатку и теперь накручивал путцы птицы вокруг запястья, а потом постучал по клобуку, закрывающему ее глаза.
– Ты знаешь, - поинтересовался он у Роланда, - почему еретики отправились в Монпелье?
– Она сказала мне, что они сопровождали английского монаха, который должен был поступить в университет, отец.