Столетняя война
Шрифт:
Он нашел дело своей жизни, рыцарский обет, достойный его непорочности, он найдет Злобу.
Женевьева вскрикнула.
И еще раз.
Кин и отец Левонн подъехали уже близко к подъемному мосту, когда ирландец позвал стражника, который просто бросил взгляд на двоих всадников, залитых лунным светом, а потом сделал несколько шагов по парапету надвратной башни.
– Ты слышишь?
– крикнул Кин.
– Скажи своему господину, что его женщина у нас. Он ведь хочет получить ее назад?
– он подождал ответа. Его лошадь перебирала ногами.
– Иисусе, ты вообще слышишь меня, парень?
– прокричал он.
– У нас здесь его жена!
– стражник высунулся между двумя зубцами, чтобы еще раз взглянуть на Кина, но ничего не ответил, и через некоторое время снова спрятался за стеной.
– Ты глухой?
– спросил Кин.
– Сын мой, - вмешался отец Левонн, - я священник! Позволь поговорить с твоим господином!
Ответа не последовало. Луна освещала замок, во рве серебрилась рябь, поднятая ветром. На стене у надвратной башни виднелся только один человек, но сейчас и он исчез, оставив Кина и отца Левонна в кажущемся одиночестве.
Ирландец знал, что Томас с дюжиной своих людей смотрят на них из-за деревьев, и он гадал, кто еще наблюдает за ними через узкие бойницы в стене и с находящихся в тени башен, и взводят ли эти наблюдатели свои арбалеты, заряжая их короткими тяжелыми болтами со стальными наконечниками.
Два волкодава, следующие за Кином, завыли.
– Кто-нибудь нас слышит?
– прокричал он.
Порыв ветра поднял флаг на донжоне замка. Знамя взметнулось, но потом упало, так как ветерок утих. В долине заухала сова, и собаки подняли головы и понюхали воздух.
Элоиз тихо зарычала.
– Спокойно, - сказал ей Кин, - тихо, девочка, а завтра мы поохотимся на зайцев. Может, на оленя, если повезет, а?
– Англичанин!
– раздался голос со стороны замка.
– Если тебе необходимо оскорбить человека, - отозвался Кин, - разве нельзя сделать это по-умному?
– Возвращайся утром! Приходи с первыми лучами солнца!
– Дай мне поговорить с твоим господином, - прокричал отец Левонн.
– Ты священник?
– Да.
– Таков будет тебе ответ, отец, - крикнул человек, и на одной из башен щелкнула тетива, и арбалетный болт пролетел через залитую лунным светом ночь и вонзился в дорогу в двадцати ярдах от всадников.
Болт упал на траву, покатился и замер между пораженными псами.
– Кажется, нам придется подождать до утра, отец, - сказал Кин. Он развернул лошадь, ударил ее пятками и поскакал подальше от арбалетов.
До утра.
Граф Лабруйяд ужинал. Пирог из оленины, жареный гусь, ветчина в густом медово-лавандовом соусе и большой поднос со специально откормленными просом овсянками, любимым блюдом графа. Его повар знал, как замачивать этих маленьких птиц в красном вине, а потом быстро обжаривал их на сильном огне.
Граф понюхал одну птицу. Просто превосходно! Аромат был настолько великолепен, что у него почти закружилась голова, а потом он пососал мясо, и желтый жир закапал с подбородка, когда хрустнули хрупкие кости.
Повар также поджарил трех вальдшнепов, пропитав этих птиц с тонкими, как игла, клювами смесью меда и вина.
Граф любил поесть. Он был слегка раздражен, что его гости, суровый отец Маршан, сэр Робби Дуглас и смехотворный рыцарь-девственник, валяли дурака в часовне, но он не стал их дожидаться.
Овсянки были только что из жаровни, а темные грудки вальдшнепов слишком вкусны, чтобы отложить еду, так что он отправил сообщение своим гостям, что они могут присоединиться к нему, когда освободятся.
– Сир Роланд отлично справился, да?
– заметил он своему управляющему.
– И правда, милорд.
– Парень захватил жену Бастарда! Роланд, может, и девственник, - граф хихикнул, - но он не может быть полным идиотом. Давай поглядим на нее.
– Сейчас, милорд?
– Более интересное развлечение, чем этот придурок, - сказал граф, показывая на менестреля, играющего на маленькой арфе и поющего о превосходстве графа в битве.
Песнь была полна вымысла, но челядь графа делала вид, что верит ее словам.
– Все готово для завтрашнего утра?
– спросил граф, прежде чем управляющий отправился выполнять поручение.
– Всё, милорд?
– спросил управляющий озадаченно.
– Вьючные лошади, доспехи, оружие, провизия. Боже ты мой, я что, сам всё должен делать?
– Всё готово, милорд.
Граф хмыкнул. Его вызвал в Бурж герцог Берри.
Герцог, конечно, был просто сопливым мальчишкой, и у графа возникло искушение сделать вид, что он не получал вызова, но сопливый мальчишка был сыном короля Франции, и приказ был доставлен с письмом, в котором деликатно указывалось, что граф проигнорировал два предыдущих вызова, и что отказ подчиниться приведет к конфискации земель.
"Мы уверены, - гласило письмо, - что ты желаешь сохранить свои земли, так что мы с радостью ждем твоего прибытия в Бурж, зная, что ты придешь с множеством застрельщиков и латников".
– Застрельщиков, - хрюкнул граф.
– Почему он не может назвать их арбалетчиками? Или лучниками?
– Милорд?
– Герцог, дурачина. Он просто чертово дитя. Пятнадцать? Шестнадцать? Еще писается в кровать. Застрельщики, Боже ты мой, - но тем не менее, граф собирался взять в Бурж сорок семь застрельщиков и шестьдесят семь латников - приличное войско, даже больше, чем маленькая армия, которую он повел против Вийона, чтобы заполучить обратно Бертийю.
Он подумывал разрешить одному из своих военачальников повести эти силы, а самому остаться дома под прикрытием двадцати арбалетчиков и шестнадцати латников, составлявших гарнизон замка, но угроза потери земель убедила его отправиться в путь самому.
– Так приведи женщину!
– рявкнул он управляющему, который колебался, думая, что у его светлости могут быть еще вопросы.
Граф поднес ко рту вальдшнепа и впился зубами в мясо с медовым привкусом. Не такое нежное, как овсянки, подумал он, бросив вальдшнепа и засунув в рот десятую овсянку.