Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность
Шрифт:
Если первая половина XX века была эпохой войн и революций, вторая половина характеризуется ростом национализма, исчезновением глобальных европейских империй, «холодной войной» и вооруженными конфликтами в «горячих точках», которые велись США против Советского Союза и Китая, а позднее вместе с Китаем против Советского Союза. Это был сложный мир, со свойственными ему противоречиями на каждом уровне: политическом, экономическом и идеологическом. И прежде всего это был мир, в котором люди все еще верили в возможность изменений. На каждом континенте были «политические организации, стремившиеся к революции. Победа революции на Кубе и вдохновила, и ограничила революционно-освободительный процесс в Латинской Америке: враг стал сверхбдительным.
Китайский триумф 1949 года, победы Вьетнама в 1945 и 1954 годах, к которым можно добавить восстание Хук на Филиппинах, коммунистическое восстание в Малайе, разгром голландцев на Яве установили новое соотношение сил в Азии. Чтобы помешать Корейскому полуострову последовать путем КНР, потребовалась позорная трехлетняя война, которую США вели под знаменем Организации Объединенных Наций. Предотвращение триумфа коммунистов во Вьетнаме означало оккупацию США Южного Вьетнама и пятнадцатилетнюю войну, которую они проиграли, — что было первым настоящим поражением в их истории, не считая сожжение Белого дома и всего Вашингтона британцами в 1812 году.
Пока это все продолжалось, США и Советский Союз были поглощены защитой своих собственных интересов, для новых независимых государств — Индии, Египта, Алжира, Индонезии, Танзании — освободилось пространство для ведения двойной игры: противостояния друг другу и охраны своей независимости. Для многих националистических лидеров это стало непременным условием их антиимпериализма, который они строили с опорой на свои собственные коммунистические партии — аналоги компартий в Москве и Пекине. Интенсивность репрессий, к которым они прибегали, различалась в зависимости от местных условий и традиций.
В Индонезии, после бурной интерлюдии, включавшей серьезное восстание при поддержке КПИ против националистического режима в Мадиуне в 1948 году, Сукарно решил, что будет благоразумно включить КПИ в альянс, правящий страной. Его собственная позиция казалась непоколебимой, и Сукарно решил, что КПИ, находясь внутри объединенного Национального фронта (НАСАКОМ), перейдет из оппозиции, позволив ему использовать свое влияние для контроля над воинскими частями страны. Это был типично бонапартистский расчет, который наверняка сработал бы, если бы не события сентября 1965 года.
Вашингтон был встревожен таким альянсом, и он привел в состояние боевой готовности своих представителей в Индонезии. США уже вели боевые действия во Вьетнаме и были действительно обеспокоены возможностью прихода к власти КПИ после смерти Сукарно. В 1962 году США пережили свою первую неудачу во Вьетнаме, когда силы коммунистов атаковали и уничтожили превосходящие силы США и Южного Вьетнама около деревни Ап-Бак. В советской и китайской печати эта победа приветствовалась как знак уязвимости Вашингтона. В Индонезии и националистическая, и коммунистическая пресса также сообщали о данном событии и его влиянии на Индокитай. Конфликт начался в высших эшелонах военных служб Индонезии.
Ко всему добавился и де-факто разрыв между Китаем и Советским Союзом. На первый взгляд китайцы заняли непримиримую позицию, осуждая советских коммунистов за доктрину «мирного сосуществования» с США. Коммунистические партии раскололись на просоветские и прокитайские, некоторые пытались остаться нейтральными, как сделали-компартии Кубы, Кореи и Вьетнама.
Лидеры КПИ сделали свой выбор в пользу Китая, и Д.Н. Айдит стал регулярно посещать Пекин, где его принимали с почестями, которые обычно оказывают главе государства. Ирония заключалась в том, что, пока КПИ поддерживала Китай в международных делах, ее внутренняя политика в действительности была целиком хрущевской — осторожной и реформистской, — действия КПИ полностью одобрялись Пекином, находящимся в хороших отношениях с Индонезией Сукарно. Таким образом, у них не было желания опрокинуть режим. Лидеры КПИ также были в курсе, что партия серьезно пострадала после восстаний 1927 и 1948 годов. Их собственные нужды совпадали с интересами Пекина, и на витиеватом жаргоне того периода Айдит объяснял, что «Индонезийская революция на данном этапе по характеру не социалистическая или пролетарская, а буржуазнодемократическая» и что задача КПИ заключается в «борьбе за лидерство». Что это должно было означать, он разъяснил в Школе передовых исследований ЦК Коммунистической партии Китая 2 сентября 1963 года:
«Союз с национальной буржуазией был заключен. Национальная буржуазия начинает возвращаться на сторону революции. Сейчас вот уже на протяжении почти десяти лет мы сотрудничаем с индонезийской буржуазией, и все это время революционные силы скорее развивались, а не ослабевали, тогда как реакционные — терпели неудачу за неудачей» [181] .
Если бы Айдит был редактором марксистского издания, эти заблуждения были бы быстро забыты и похоронены, но этого не случилось, так как в одном важном отношении его оценка была поразительно точна.
181
Д.Н. Айдит. Индонезийская революция и непосредственные задачи Коммунистической партии Индонезии, Пекин, 1965.
Легитимность, которой пользовались индонезийские коммунисты, привела к феноменальному росту количества членов партии и ее влияния. Айдит обращался к Центральному Комитету КПК как лидер крупнейшей политической партии Индонезии и крупнейшей коммунистической партии в капиталистическом мире. В КПИ состояло 3 миллиона членов и более 10 миллионов сочувствующих сторонников, состоящих в различных массовых организациях, включая профсоюзы. Она обладала впечатляющей сетью журналов, влияние которых простиралось далеко за пределы КПИ. Айдита, Лукмана и других ветеранов КПИ можно простить за излишнюю привязанность к комфорту и респектабельности, обретенным через сделку с Сукарно. Все они отбыли тюремные сроки и потеряли своих соратников во время сопротивления голландцам и японцам. Теперь они находились у власти, и их присутствие дало возможность правительству Сукарно провести, во-первых, аграрную реформу, а во-вторых, установить распределение урожая в 1960–1961 годах. Тогда бюрократы, хаджи и военные постоянно блокировали осуществление законов, которые принимала КПИ, чтобы прорваться сквозь их ряды при помощи так называемых «односторонних акций». Ответ реакционеров был настолько жестоким (сельских активистов, проводящих реформы, систематически убивали), что Айдиту пришлось прекратить кампанию.
Некоторые из действий Айдита, очевидно, основывались на предположении, что время работает на него. Лидер КПИ полагался на биологическую неизбежность, которая рано или поздно убрала бы Бунг-Карно с политической сцены, и пришел бы черед КПИ, которая начала бы серьезные изменения. Другие лидеры КПИ были менее оптимистичны, хорошо зная, что именно протекция Сукарно дала им возможность выжить и вырасти как политическим лидерам. С трудом представляли себе, как они будут справляться после его смерти. Казалось, они забыли элементарные законы революции и питали непростительные иллюзии, приведшие их сторонников к недооценке врага. Не собираясь готовить революцию, как утверждалось позднее, КПИ была совсем не готова к тому обороту, который приняли события, и поэтому не смогла политически вооружить своих сторонников (не говоря уже о другом вооружении) для конфронтации с государством. На языке марксизма, они были виновны в одном из самых страшных грехов для коммунистов: они переоценили индивида (Сукарно) и недооценили власть института, поддерживающего государство (армии).
В отличие от пакистанского или индийского аналога индонезийская армия отражала различные колониальные и националистические традиции архипелага. Большинство офицерского корпуса ПЕТА (Добровольческая армия защитников отечества), «вспомогательной» армии, сформированной японцами в 1943 году на Яве и Бали, участвовало в Августовской революции 1945 года — примерно 80 % наличного состава армии, 10 % составляли наемные голландские колониальные военные части, и 5 % составляли выпускники специальной Военной академии, расположенной на Яве в 1940 году, после оккупации Нидерландов нацистами. Таким образом, офицерский корпус включал националистов поколения 1945 года, но их командирами были те, кто сражался вместе голландцами против националистов, в частности генералы Насутион и Сухарто, активно сотрудничал с японцами в ПЕТА и, самое главное, проходил обучение в Соединенных Штатах.