Стоп. Снято! Фотограф СССР
Шрифт:
—Сейчас-сейчас! —раздаётся из глубины.
Судя по звуку, неизвестный мне пока Митрич шаркает тапками.
— Здравствуйте, — кричу, — ничего, я не тороплюсь.
— Чего орать? — появляется из-за драпировки фотограф. — Я, чай, не глухой.
Митричу глубоко за… Даже не знаю, за сколько. Сказал бы, за девяносто, но для такого возраста он слишком бодр. У него воинственные, пышные усы, как у буржуазного философа Ницше или пролетарского поэта Максима Горького, и сизый нос пуговкой, выдающий чистую и искреннюю любовь к горячительным
В молодости он был видным мужиком, но возраст и болезни скрутили спину и высушили тело. Только глаза у Митрича остаются юными и лукавыми. Он идёт ко мне маленькими шажками, и я понимаю, что вместо правой ноги у него протез.
— На паспорт? — оглядывает он меня, — или девять на двенадцать?
"С наивной подписью "на память", чуть не вырывается у меня.
— Нет, я по другому вопросу, — пытаюсь сформулировать, — фотограф я… меня товарищ Комаров к вам направил...
— Фотограф, значит? — блеск уходит из глаз Митрича и он старчески поджимает губы. — Комаров направил?
Он со вздохом обводит взглядом свою крохотную фотостудию.
— Да вы неправильно поняли! — соображаю, — комсомольское задание мне дали, для обкома несколько фотографий сделать. Вот мне товарищ Комаров к вам и направил. За советом и наставлением. Ну и, может, реактивами поможете. А то в "Универмаге" нет ничего.
— Советом, говоришь? — Митрич снова воинственно топорщит усы.
— И реактивами, — напоминаю, — ну и может, у вас плёнка найдётся…
— Пойдем-ка, сначала чаю попьём, — говорит Митрич, — а то эвон ты быстрый какой.
Он снова ныряет за штору, и я иду следом. Мы оказываемся в комнатке вдвое меньше студии. Тут пронзительно пахнет химикатами, висят на леске портреты, закреплённые прищепками. Сразу по четыре штуки, на документы и одинарные "художественные". У всех людей на фото одинаковое выражение лица. Торжественное и испуганное одновременно.
Митрич наполняет чайник из одиночного крана над рукомойником и ставит его на электроплитку.
— Брешут тебе эти курвы, что плёнки у них нет, — говорит Митрич. — Они её просто на прилавок не выкладывают. Потому что у неё срок годности вышел.
— А почему не списывают, чтобы новую прислали? — удивляюсь.
— Тогда им премию могут урезать, что план не выполняют, — Митрич рубит воздух ладонью, и я живо представляю себе его, скачущим рядом с Будённым в лихой конной лаве, — эти жучки свою выгоду твёрдо знают. Будь моя воля, я бы торгашей через одного к стенке ставил. Не ошибёшься!
Старый фотограф нашёл себе свежие "уши" и быстро отпускать гостя не намерен. Но я и не спешу. У меня не будет второго шанса, чтобы создать первое впечатление о себе. А Митрич, это глыба, и очень серьёзный союзник, если будет на моей стороне.
"Гвозди бы делать из этих людей. Не было б крепче в мире гвоздей!".
Мне нравятся люди, умнее или опытнее меня. Для нашего времени странная черта. Принято окружать себя теми, кто тебе уступает. Так легче выигрышно смотреться на их фоне.
Но только у тех, кто больше знает, лучше умеет, обладает уникальным опытом, можно чему-нибудь научиться. Только глядя вверх, человек способен расти. Так что я не считаю разговор со старым фотографом потерянным временем. Хотя говорит, в основном он сам. Я только киваю и распахиваю глаза пошире в нужный момент.
—Я самого маршала Рокоссовского снимал, — горячится он, — на коне! А конь вспышки испугался, как на дыбы подымется!
—И что, получилось?!
— Ещё бы у меня не получилось, — Митрич гладит седой ус, — в "Красной звезде" напечатали. А поначалу на "губу" чуть не отправили, хе-хе. Пока фото не увидали.
Митрич заваривает чай в простой стеклянной банке, а потом разливает по стаканам, щедро доливая себе что-то из плоской металлической фляжки.
— А как-то раз я министра пищевой промышленности снимал, — рассказывает, —он на фабрику к нам приехал. Нужно было групповое фото В Ленинском зале темно, а я без вспышки. Прошу свет побольше сделать, а у них лампочка перегорела. Туда-сюда, пока за новой послали… Министр злится. Поезд у него.
— И вы чего? — подаю нужную реплику.
— А что я? Диафрагму на максимум открываю, так выдержка всё равно получается десять секунд, — Митрич делает драматическую паузу — я и говорю: "товарищи, неподвижно постоять минуту можете?". Сам локти в стул упёр, чтоб, значит, не повело. Фото сделал, а они стоят. Не шелОхнутся. Я и говорю: "выдыхайте, товарищ министр, уже можно."
— На "губу" не посадили? —хохочу.
— Неа! — хихикает Митрич, — фото посмотрели, и отлегло. Никогда Митрич брака не давал. А они меня — на пенсию! Не дождётесь!
Нельзя ему на пенсию. Таких людей только дело на этом свете и держит. Стоит уйти на отдых, и "сгорит" за пару месяцев.
Что от меня нужно Молчанову? Днём я обрадовался, думая, что моя выходка с фотографией приносит плоды. Только какие?
Неужто меня хотят поставить на замену Митричу? Работа в фотоателье, так себе карьера. Сажай людей на стульчик, и крышку с фотоящика снимай. Рутина.
С другой стороны, законный доступ к школе и детскому садику, самым "хлебным" местам для фотографа. Да и нагрузка не слишком большая судя по тому, что мы сидим тут и расслабляемся в середине рабочего дня. Можно своими делами заниматься. Профессионально расти.
И всё равно, "могильщиком" для Митрича я становиться не хочу, решаю для себя. Если предложат — откажусь. Принимаю внутри это решение, и на душе становится спокойнее.
— А почему вы выпускников не фотографировали? — спрашиваю.
— Старый я стал, Алик, — вздыхает Митрич, —ноги совсем не ходят. И руки дрожат. Какой из меня фотограф, если плёнку в кассету зарядить не могу? Только на ФК и снимаю. За столько лет знаю её лучше, чем жену, хе-хе, на ощупь всё сделать могу.
— Значит, плёнки у вас нет? — перехожу к делу.