Страх открывает двери
Шрифт:
Вайланд вопросительно взглянул на него.
— Может быть, он и в самом деле такой смирный, как выглядит, но я что-то сомневаюсь, — объяснил Ройал ему. — Сегодня днем он шатался там, наверху, и, чего доброго, подцепил какой-нибудь пистолет. А тогда ему не представит труда подстрелить Чибатти и остальных, пока они смотрят в другую сторону. — Ройал кивнул в сторону двери в вогнутой стене. — Я бы, например, не хотел оказаться на той железной лестнице под дулом пистолета!
Они обыскали Кеннеди и, конечно, ничего не нашли. Ройал был проницателен, но не до конца. Ему следовало бы обыскать и меня.
— Мы не хотим торопить вас, Тэлбот, —
— Сию минуту! — сказал я и принял последний глоток болеутоляющего. После этого я с глубокомысленным видом посмотрел на исписанные листы бумаги у меня в руке, аккуратно сложил их и сунул в карман, повернулся к двери, ведущей в кессон. При этом я старательно избегал смотреть на генерала, Мэри и Кеннеди.
Вайланд тронул меня за раненое плечо, и, если бы не принятая доза болеутоляющего, я бы взвыл от боли. Теперь же я только отскочил на пару дюймов, а пара человечков на моем плече снова перешла на сдельщину.
— Нервничаем? — издевательски произнес Вайланд. Потом кивком указал на оставленный на столе механизм — простой переключатель, который я нарочно захватил из батискафа. — Вы кое-что забыли!
— Нет, он нам больше не нужен!
— Тогда пошли! Вы впереди… Следи за ними хорошенько, Чибатти, слышишь?
— Да, босс, — ответил тот. Уж он-то действительно будет следить и не замедлит опустить свой пистолет на голову того, кто осмелится вздохнуть глубже, чем обыкновенно. Пока Вайланд и Ройал будут находиться в батискафе со мной, генерал и Кеннеди не сдвинутся с места. Они будут сидеть не шелохнувшись под дулом пистолета, до тех пор пока мы не вернемся. Я был уверен, что Вайланд даже предпочел бы взять генерала с собой в батискаф, как гарантию безопасности. Но, во-первых, в батискафе свободно могли себя чувствовать только трое, а во-вторых, старый генерал все равно не мог бы преодолеть этот спуск вниз на 180 ступенек.
Я и сам с трудом преодолел эту проклятую лестницу. Я не спустился еще и наполовину, как все плечо и шея словно налились расплавленным свинцом, волны огненной боли забили в голову, а когда она отливала, растекаясь в груди и вниз, появлялась тошнота.
Несколько раз боль и тьма грозили потопить меня, и мне приходилось отчаянно цепляться за лестницу здоровой рукой, ожидая, пока молнии уйдут и сознание прояснится. С каждой ступенькой периоды темноты перед глазами становились все длиннее, а просветления — короче, и последние тридцать ступенек я, должно быть, преодолел автоматически, руководимый инстинктом и какой-то непонятной силой воли, скрывающейся в подсознании. Единственным моим преимуществом было то обстоятельство, что они по обычной своей «учтивости» отправили меня первым, так что мне не приходилось бороться с желанием сбросить что-нибудь тяжелое им на голову, а им не было видно, как я страдаю. К тому времени, когда спустился последний, друг Чибатти, которому надлежало закрыть за нами люк, я мог по крайней мере стоять на ногах, не шатаясь. Мое лицо, должно быть, было белым, как бумага, и покрыто потом, но освещение в этой цилиндрической гробнице было таким тусклым, что ни Вайланд, ни Ройал не заметили во мне ничего необычного. К тому же я подозревая, что Ройал тоже не очень хорошо себя чувствует, — ведь прошло всего пять минут после того, как он пришел в себя после сокрушительного удара. Что касается Вайланда, то у меня было-такое чувство, что он изрядно трусит и слишком озабочен этим обстоятельством, чтобы обращать внимание на какие-то детали в моей внешности.
Нижний люк был открыт, и мы проникли через входной отсек в батискаф. Я делал все возможное, чтобы щадить свое плечо, но все равно путешествие предстояло мучительное. И Вайланд и Ройал были поражены, увидев перепутанную массу беспорядочно висевших проводов. Не меньшее впечатление произвела на них и та скорость, с какой я, почти не сверяясь с моим листком, привел все в рабочее состояние. К счастью, работать можно было на уровне пояса — вся левая рука уже была так плоха, что я мог двигать ею только от локтя вниз.
Приведя в порядок проводку, я начал проверять сеть. Вайланд нетерпеливо следил за мной, а у Ройала было такое лицо, которое можно было сравнить только с лицом бесстрастного сфинкса. Нетерпение Вайланда меня мало трогало — я ведь тоже находился в (батискафе и не собирался рисковать. Я осмотрел также контрольные реостаты для двух двигателей, получающих питание от батарей, повернулся к Вайланду и указал ему на пару мерцающих циферблатов.
— Двигатели… Их едва слышно, но они работают как надо. Вы готовы тронуться в путь?
— Да… — Он облизывал губы. — Готовы, если вы готовы. Я кивнул, произвел необходимые манипуляции и, указав на микрофон, поставил рычажок на позицию «включено».
— Не угодно ли отдать ваш приказ, чтобы из резинового кольца выкачали воздух?
Вайланд отдал необходимые распоряжения. Я выключил микрофон и стал ждать. Батискаф слегка покачивало, но внезапно движение прекратилось. Я взглянул на глубиномер. Стрелка судорожно прыгала, мы были слишком близко от поверхности, и большие волны оказывали определенное влияние. Тем не менее не было сомнения в том, что мы погружаемся.
— Мы оторвались от опоры, — сказал я Вайланду и включил вертикально падающий прожектор, направив его луч сквозь стекло иллюминатора. До песчаного дна было не более десяти футов. — Напряжение, живо! Я не хочу, чтобы мы здесь застряли.
— Прямо вперед, как раз как вы держите! — Вайланд смотрел на листок бумаги, который он уже достал из кармана. — Курс градуса.
— Точно?
— Что вы имеете в виду иод словом «точно»? — огрызнулся он. Теперь, когда его желание исполнилось, он начал нервничать еще сильнее. Возможно, он страдал клаустрофобией.
— Только по карте или по этому компасу?
— По этому компасу.
— С поправкой?
Он снова посмотрел на свой листок.
— Да. Брайтон говорил, что, если мы пойдем в этом направлении, металл опор на компас не повлияет.
Я промолчал. Брайтон, инженер, умерший от кессонной болезни, где он теперь? Я был более чем уверен, что не более ста футов от нас. Чтобы пробуравить на этой глубине нефтяную скважину, потребовалось, по крайней мере, шесть тысяч мешков цемента, а для того, чтобы Брайтон остался навсегда на дне моря и превратился в обезличенный скелет, прежде чем кто-либо заметит его отсутствие, хватило и двух ведер.
— От опоры до самолета — пятьсот двадцать ярдов, — говорил между тем Вайланд (Первое упоминание о самолете!) — Это по горизонтали. Делая поправку на глубину, около шестисот двадцати. Во всяком случае, так сказал Брайтон.
— Где начинается эта впадина?
— Через две трети расстояния… Примерно. На расстоянии четырехсот футов приблизительно одна и та же глубина, на которой стоит и Икс-13, а потом дно резко понижается под углом примерно в тридцать градусов и доходит до глубины около 480 футов.