Страна последних рыцарей
Шрифт:
Под Грозным мы вышли из поезда и поехали на лошадях в Ведено через темные чеченские леса, которые прежде были еще гуще, пока русские во время войны с нами не прорубили в них широкие просеки, покрытые теперь, спустя пятьдесят или шестьдесят лет, снова молодой порослью. В Ведено встретились посланники всего Кавказа: грузины, абхазцы, кабардинцы, черкесы, чеченцы, ингуши, карачаевцы, ногайцы, азербайджанцы, аварцы и многие другие. За два дня, которые мы здесь провели, возникли серьезные проблемы со сторонниками Узун-Хаджи {69}, того самого, которого я так хорошо знал с детства и который теперь каждого, кто когда-то имел связи с Россией, хотел исключить из национального движения, считая их подозрительными и зараженными чуждыми идеями. После нескончаемых речей и дискуссий мы все же двинулись в Анди, чтобы самим во всем убедиться. Мы ехали, в основном,
Туда же съехалось огромное количество мужчин на лошадях. Люди самой разной внешности, представители всех народов Кавказа, которые, будучи разделенными почти непреодолимыми горными хребтами, раньше не видели друг друга, ждали здесь вместе, у берегов горного озера, появления имама. Все они, кого позднее хаос времени развеял на все четыре стороны или даже уничтожил, были еще полны жизни и надежд. Почтенные чеченские и ингушские шейхи начали было оспаривать первенство, но вскоре все же договорились с христианскими князьями Грузии и Абхазии, так как понятие Родины было сильнее всего остального. Так смотрели сыны гор навстречу самой высокой своей мечте. Ранним утром следующего дня гул барабанов и пронзительные звуки зурны {70} возвестили о появлении имама из Гоцо и его соратника Узун-Хаджи. В окружении своих мюридов, певших священные песни, и в сопровождении сотен всадников он производил впечатление сильной, внушающей уважение личности. Он был провозглашен имамом Дагестана и Северного Кавказа. Яркие, впечатляющие дни, проведенные у берегов сияющего зеленого Андийского озера {71} — сверкание оружия, полыхание знамен, топот коней, яркие одежды, высокие тюрбаны знати и темные мрачные фигуры горцев в огромных папахах и величавых бурках, с резкими, обветренными лицами, казавшимися такими же древними, как и их скалистые горы,— являются самыми незабываемыми картинами жизни, запечатленными в моем сердце. Страна эта, из многих гор и долин, была единой страной. Народ этот, из многих племен, был единым народом. И одна судьба связала их всех вместе воедино.
Полные надежд и чаяний, возвращались мы назад в Темир-Хан-Шуру. Прекрасные андийские девушки, грациозно носившие свой высокий, похожий на чалму головной убор с развевающимся сзади покрывалом, махали нам, заметив нас, а я в ответ на их песни с радостью выпустил в воздух всю револьверную обойму.
После нашего возвращения в Темир-Хан-Шуру, в городе, опьяненном чувством национального единения, почти каждый день организовывались праздники в присутствии иностранных гостей и многих прекрасных женщин. Обычно очень спокойный провинциальный городок очень изменился в это время, приобрел интересный облик. Весь наполненный радостью бытия и жаждой великих дел, которые, казалось, нам предстояли, я наслаждался жизнью, активно участвуя в этих пирушках. Я пел и танцевал от избытка чувств, а потом с таким же усердием брался за работу.
Постепенно отшумели восторженные дни и ночи, и я начал чувствовать, что где-то не хватало активности, что слишком много времени и сил уходило впустую, тратилось на бесполезные разговоры, а за это время благоприятный исторический момент был упущен. Но в общем и целом это было прекрасно, так как в юности бывает короткий период, когда для счастья нужно не больше чем предчувствие будущих действий и приключений.
Я жил тогда у своей двоюродной сестры и ее мужа, полковника Кибичева, в их доме на окраине города. У них была дочь Айшат, красивая молодая девушка, которая училась в гимназии, и когда я работал или читал в своей комнате, то часто слышал, как она смеялась и болтала с подругами на лестнице, и уже привык к девичьим голосам в нашем доме. Однажды Айшат подошла ко мне и попросила помочь ей. Дело было в том, что они хотели организовать в школе праздник, и им нужна была моя помощь в его подготовке и оформлении. Я охотно согласился и познакомился при этом с двумя ее подругами постарше, державшимися сначала серьезно и степенно. Одна из этих юных дам, Зейнаб, была типичная дагестанка, живая и крепкая как горная козочка. Другую звали Нина. Она была грузинка, нежная и легкая, немного печальная и задумчивая, с огромными серыми глазами и изящной фигурой. После того как я им дал некоторые советы, первоначальная натянутость между нами была преодолена, мы начали беседовать и вскоре очень хорошо понимали друг друга. От смеющихся губ и цветущих щек у меня рябило в глазах.
В благодарность за помощь меня пригласили на праздник, который прошел очень успешно. Молодые девушки, которых я здесь неожиданно увидел, были в черных форменных платьях со скромными белыми воротничками. И были какие-то загадочные дела между этими юными созданиями и кадетами. Только три
Праздник прошел, и так бы все и осталось не особенно замеченным, если бы Нина не изъявила желания прийти ко мне на следующий день и показать свои рисунки и стихи, которые она обычно прятала от всех. Настолько она прониклась доверием ко мне, что она в этот раз вела себя очень естественно, была сама собой, созданием поэтичным и талантливым. В ее устах и руках все приобретало свою собственную изящную, нежную жизнь. Я начал ей рассказывать о своих планах и надеждах, которые в ее присутствии казались мне прекраснее, чем когда-либо. Она слушала, широко раскрыв свои и без того огромные серые глаза, и ее неподдельный восторг был для меня самой приятной лестью. Теперь и она хотела что-то сделать для родины, и если бы я хоть иногда использовал ее для какой-нибудь работы, то оказал бы ей этим большую честь. Как хорошо было для меня иметь к своим услугам такое ангельское создание; каким светом наполняла она мою жизнь, как помогала верить в осуществление высоких идеалов! А она, как мне сегодня кажется, жила от одной нашей встречи до другой. Мы часто виделись, хотя отец (мать ее давно умерла) держал ее в строгости. Но ведь наши встречи были совершенно безобидными, и нам вовсе не надо было из-за них стыдиться.
«Но какая же она странная и удивительная девушка!» — думал я иногда. Так как чем чаще я ее видел, тем более загадочной казалась она мне, диковатой и скрытной, при всей внешней кротости. Да, она становилась для меня все более непонятной и чужой, оставаясь при этом чарующе привлекательной, когда мы сидели вместе, вели бесконечные беседы и пили крепкое кавказское вино. Может быть, она была более искушена, чем я, но не настолько, чтобы объясниться и добиться меня. Ведь я был еще совсем молод, она же хотела видеть меня в роли мужа, каким я был в ее фантазиях. Иногда мы туманно и неопределенно говорили о любви. Но я, погруженный в мысли о безгранично простирающемся передо мной будущим, был очень далек от того, чтобы думать о нашей совместной жизни. Во время этих бесед я тайно лелеял мечту о далеких женщинах, которые мне еще должны были встретиться. Я стоял в начале пути, а Нина в конце его. И мы играли на краю пропасти, а помощи неоткуда было ждать.
И все же каждый миг был прекрасен, когда Нина, тихая и преданная, пыталась заставить меня раскрыть душу, так что я говорил ей о таких вещах, которые мои уста никогда раньше не произносили. Она собирала дань с каждого моего сна, видения, образа, когда-либо одолевавших меня, и получала все сполна, потому что я должен был ей это говорить слово в слово. Тут была и сказка о голубином короле, которая, собственно, была не сказкой, а сном. Я и не знал, как и откуда он появился, но преследовал он меня давно, и казалось, все имело с ним связь, он увеличивался и изменялся, хотя и не получал никакой подпитки из повседневной жизни.
Мне казалось, будто это однажды было — и каким-то образом где-то очень глубоко имело отношение ко мне самому: девушка и юноша шли по красивому весеннему ландшафту. Трава была усыпана огромным количеством цветов. Все, что можно было охватить взором, было полно ярких цветов, а зеленый луг соединялся, как море, с сияющим горизонтом. Деревьев здесь было немного. На их нежных стволах и ветках не было листьев, зато они были усыпаны розовыми соцветиями. По синему небу плыли золотые и белые облака, дул теплый, благоухающий ветер. Молодые люди держали друг друга за руки. Они были очень счастливы, так как любили друг друга и думали о своем скором соединении.
В это время там, где заходит солнце, появилась черная туча, она становилась все больше и больше, приближалась со скоростью ветра и опускалась все ниже. И вдруг они увидели, что это была не туча, а натянутый парчовый платок, который несла целая стая разноцветных голубей, державших его концы в своих клювах, на платке сидел роскошный мужчина с черной как смоль бородой. Его одежда была сделана из неописуемо блестящих перьев, а павлины, размахивая своими хвостами, создавали для него прохладу. Справа и слева летали джинны с широкими и очень темными крыльями, и в то время как молодые стояли и удивленно смотрели, девушка от страха выпустила руку друга. Джинны тут же подхватили ее своими орлиными когтями и подняли, кричащую, на платок, который со свистом улетел в небо. Юноша стоял как заколдованный, а когда с него сошло оцепенение, он увидел, что стоит один на цветочном поле. Опустившись на колени, он поцеловал следы девушки в траве.