Страницы истории сельскохозяйственной науки ХХ века. Воспоминания учёного
Шрифт:
Повсюду отмечено множество сусликов, сурков и земляных зайцев. Привольны охоты на лосей и сайгаков. Много лис, менее медведей и куниц. Мало белок, много было выдр, бобров и кабанов, «но любящие звериную ловлю казаки скоро перевели этих зверей». По речкам Бузулук, Каралык, Иргиз и Чаган «ловят там диких лошадей для употребления себе в пищу. Но здешние степные лошади по большей части расплодились от ушедших дворовых лошадей. Сии дикие лошади водятся летом и зимою в гористой источниками изобильной степи: ибо в зимнее время они находят себе корм на горах, с которых бурным ветром снег сносит» (Паллас, с. 317).
Бузулук – типичное небольшое укрепление с широким валом и к лощине – с бревенчатой стеной. В крепости есть несколько пушек. «Между живущими здесь казаками находится много татар…» При впадении Тока в Самару описывается обширный
На подъезде к Погромному редуту Палласа поражает черная от недавнего пожара степь. «Но в таких малонаселенных странах невозможно оное зло отвратить; да и в том признаться должно, что обыкновение выжигать весною степи и очищать от сухих трав без повреждения лесов не токмо не бесполезно, но и служит к произрастанию кормовой травы» (Паллас, с. 322). Как известно, к таким же рекомендациям пришли и современные геоботаники – кормовики – после продолжительного изучения этого вопроса.
За Тоцкой крепостью появляется много могильных курганов. Соро-чинская – «самая знатная и большенаселенная крепость»: вал с рогатками, башни по углам и над воротами, в окрестностях – башкирские деревни. До нее добралась по высокой воде Самары экспедиция, посланная на больших лодках для основания Оренбурга. На память от нее остались брошенные якори. Под Новосергиевской крепостью Паллас занимается раскопкой одного могильного кургана и пытается датировать возраст погребения. Почти все курганы уже при Палласе были разграблены кладоискателями.
За Переволоками, крепостцой в 40 домов, внимание Палласа привлекает водораздел между Уралом (Яиком) и Самарой. По склонам много солончаков. Татищево – самая большая по яицкой линии крепость. В ней более 200 домов. Кроме драгун и казаков главной команды, по дистанции на форпосты ставят крещеных калмыков и башкир посменно на год. По инициативе полковника два дня проходил в присутствии столичного ученого гостя показ, как сейчас говорят, «художественной самодеятельности». Калмыки и башкиры пели песни под аккомпанемент турецкой скрипки (бива) и флейты-дудки (цур или кура) с двухструнным басом (хур) и татарскими гуслями (ятага), плясали, боролись, стреляли в цель из луков, играли в шахматы. Не прошло после этого и четырех лет, как все это войско встало под знамена Пугачева.
По дороге на Чернореченскую крепость (до 200 дворов) вся степная растительность посохла; аспект создают перекати-поле, цератокарпус и прочие ксерофиты (сухолюбы); по долине Яика много солодки, пойма его поросла обильно кустарником и тополями. В степи много саранчи, попадаются иногда фазаны. 1 июля Паллас выезжает в Оренбург. На этом этапе оставим мы экспедицию Палласа и попробуем подытожить ее результаты.
Полтора века прошло от путешествия Палласа по Заволжью до моего детства в Большой Каменке. Всего 7–8 поколений сменились от языческих жертвоприношений, игрищ, песнопений, а остатки языческих верований и обычаев после крещения «инородцев» интимно и подспудно переплелись с христианством и дошли до моего времени в виде обязательных молебствий о дожде во время упорной засухи, громких причитаний плакальщиц на похоронах и на мазарках в родительские дни, провожальных песен для невест с обязательным показом народу запачканных кровью после первой брачной ночи простынь новобрачных, кулачных боев на масляной неделе, освящения скота на Флора и Лавра и т. п.
Русский и мордовский «концы», несмотря на кулачные забавы на масленицу, «сосуществовали» вполне мирно. Каких-либо признаков «расовой дискриминации», ни в церкви, ни в школах, ни на горластых сходках не было; разве только парням с другого конца по молчаливому «закону» не полагалось ходить на «гулянки», и потому свадьбы между русскими и мордвой совершались редко. В церковной летописи села под 1868 г. имеется запись, что «племенная разность среди прихожан не составляет преграды к тем мирным отношениям, какими пользуются они в общежитии». Жители мордовского конца, давние переселенцы из Симбирской губернии, мирно ужились с русскими. Читая «Путешествие» Палласа, удивляешься, насколько разноплеменно было население Заволжья: татары, прежние «владельцы» Казанского царства (до 1552 г., года падения Казани под ударом Ивана Грозного), мордва, башкиры, чуваши, черемисы, калмыки, украинцы. И вся эта разноплеменная масса, разная по своим верованиям, обычаям, привычкам, культурным навыкам, на протяжении веков мирно переваривалась, переплавлялась в общем котле русской государственности и культуры; последняя же впитывала и сочетала культурные ростки разноплеменного происхождения и в результате дарила миру Пушкина, Лермонтова, Тургенева, Достоевского, Толстого, Короленко, Чехова и других, отнесенных в результате проверки временем к сонму великих писателей.
Невольно на ум приходят стихи Блока о скифах:
Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!Да, скифы мы! Да, азиаты – мы, —С раскосыми и жадными очами!Для вас – века, для нас – единый час.Мы, как послушные холопы,Держали щит меж двух враждебных рас —Монголов и Европы!В сгустке этих образов и идей, поданных в форме звучного отточенного блоковского стиха, сколько вскрывается пластов в истории родной страны и как пронзителен взгляд в ее далекое прошлое!
Самарское Заволжье времен Палласа представляло страну с огромными колонизационными возможностями. Целинная черноземная лесостепь с дубравами по понижениям рельефа, с высоким (в рост человека!) травяным покровом на севере луговой степи с ее защитным войлоком, постепенное к югу остепнение, иссушение и засоление местности. В сухих степях юга господствуют уже ксерофиты и галофиты. По долинам рек обширные лесные массивы, полные всякой дичи и зверья. Великая река Европы – Волга с массой крупных притоков, полная неизбывных (казалось бы) рыбных богатств.
По поймам рек – прекрасные луговые угодья. По степным просторам – высокопродуктивные пастбища для крупного рогатого скота и овец; ходили бессчетные стада сайгаков и табуны диких лошадей, беспощадно истребляемых казаками. После жестокого усмирения пугачевского восстания заселение Заволжья усилилось. Нагульное мясное скотоводство как характерный тип хозяйства того времени начало постепенно вытесняться распашкой степных просторов и развитием зернового хозяйства. Примитивное переложное земледелие с его «ленивкой», так картинно описанное Палласом, постепенно заменялось классическим трехпольем, систему которого я застал в двадцатые годы этого века. Самара, торговавшая во времена Палласа в основном кожами, шерстью, шубами, солью, икрою, постепенно превращалась в центр торговли зерном, поставляя на внутренний и международный рынок твердую пшеницу Белотурку.
Сплошная распашка при систематической плужной отвальной обработке, однообразная культура зерновых без применения навоза и тем более минеральных удобрений, систематическое выжигание травяного покрова и стерни и тем самым уничтожение благодатной роли степного войлока, снос снега в открытой степи зимними метелями в понижения, активизация процесса водной эрозии на склоновых землях Общего Сырта, установившаяся система общинного земледелия с его переделами по «душам», бесперспективная в отношении применения любых агрономических улучшений, – все это вело к последовательному истощению плодородия почв, обеднению почв гумусом, ухудшению водного баланса страны в целом и обострению влияния засух [13] . Лесопокрытая площадь последовательно сокращалась. Небольшая промышленность вся существовала на дровяном топливе, в результате чего истреблялись леса. Стада, лишаясь открытых пастбищ, направлялись в приселенные леса, постепенно оттесняя их от прежних границ и оставляя после себя жалкий, обгрызанный кустарник или то, что называл переводчик Палласа «чепыжник».
13
Детально этот процесс изложен в специальной главе монографии: Орловский Н.В. Исследования почв Сибири и Казахстана. Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1979. С. 5–95.