Странная барышня
Шрифт:
Он тут же схватился за голову и рванул вверх с такой скоростью, что чуть не сбил с ног собственную мать. Уверена, что побежал рассматривать себя в зеркало. У него пунктик насчёт своих волос. Считает их неотразимыми, поэтому холит и лелеет.
Сколько помнит та Лиза, ежедневно сидел у зеркала, выискивая седые волоски. Даже нашёл один раз. Вою было! И самое смешное, что досталось Лизе. Мол, довела брата своим поведением так, что он раньше времени седеть стал. Хотя не смешно… Бедная девушка всерьёз
Ну, раз лестница свободна, то могу продолжать движение. Молча прошла мимо зло пыхтевшей Мэри и направилась в свою комнату.
Когда Стеша принесла воду, шёпотом поинтересовалась у неё.
— Давно припёрся?
— Не, Лизавета Васильевна. Аккурат перед вами.
— О чём говорили с мачехой, слышала?
— Чуток. Вольдемар Потапович сказал, что в столице плохо ему. Тама какие-то злыдни козни строят. Больше ничё не слыхивала.
— Спасибо, дорогая. Если ещё чего услышишь, то сразу мне сообщай.
— Могли бы и не говорить, — слегка обиделась девушка. — Вы ж для меня теперича заместо матушки. Помру, а зла вам делать никому не дам.
— Умирать не надо, — улыбнулась я. — А вот слушать стоит внимательно. И ты меня так не старь, мамой называя.
— Тадысь, как сестрица. И для Марфутки тож.
“Семейный” обед начался с гнетущего молчания. Увидев меня за столом, Вольдемар долго терпел, но потом не выдержал и бросил на скатерть столовые приборы.
— А ты тут что забыла? — раздражённо спросил он. — На кухне поесть могла бы и не портить нам с маман аппетит. После недавней выходки тебя, нахлебницу, вообще не кормить неделю надо.
— И у кого я кусок хлеба отобрала? — с вызовом ответила я. — У тебя, что ли? По внешнему виду и не скажешь. Вон какие щёчки упитанные. А за столом я по праву. Это мой отец его покупал, и вы все пользуетесь результатами его трудов, сами ни копейки не заработав.
— Видишь, сынок, в какую гадюку Лиза превратилась? — тут же воспрянула мачеха. — Слово ей не скажи! Так и норовит меня обидеть за всю ту доброту, что ей делаю. Я тебе потом расскажу, как она опозорила нас перед бароном Трузиным! Это кошмар!
— Ещё расскажи, — не осталась в долгу я, — как имение в долговую яму загнали. Как Глашка обворовывала, пользуясь наплевательским отношением ко всему со стороны хозяйки. Пусть твой сынок порадуется, что денег теперь получать не сможет на разгульную жизнь в столице.
— Это как? Маман! Я не понял! Думал, что ты мне поможешь разобраться с некоторыми собственными проблемами, что непредвиденно возникли в Москве! Я не могу возвратиться в неё, не погасив Долг Чести! Без этого потеряю уважение в приличном обществе или сложу голову на дуэли. А дом? Мой столичный дом?! Без него мне никак!
– “Долг Чести”? — переспросила я. — Так ты ещё и игрок в карты? Много денег спустил на развлечения?
— Девять тысяч…
— Ого! Вольдемар! Ты совсем с ума сошёл?!
— Не тебе, замухрышка, меня осуждать! — взъерепенился он. — Что ты понимаешь в благородной жизни?! Привыкла тут среди коров и навоза ковыряться! И только из-за нашей милости ещё от голода не подохла! А я вхож в дома к приличным людям, и нужно поддерживать статус!
— И каков твой “статус”? Дурака, который сорит деньгами, не имея дохода?
— Маман! Она сошла с ума в своём безумии!
— Сойти с ума в безумии нельзя, идиот. Уверена, что такого ни в одном приличном доме не примут. Так что разбирайся со своими проблемами сам. А у нас своих хватает, благодаря кутежам твоей матушки.
— Кстати, о проблемах, — ядовито улыбнулась Мэри, не рискнув вступить в спор. — Послезавтра ждут кредиторы в Кузьмянске. Но ты ведь хвалилась, что сама разберёшься с ними, поэтому езжай вместо меня. Посмотрим, насколько ты умная в деле, а не на словах.
— Почему вы мне раньше не сказали про них? Я бы ускорила запуск паровой лесопилки и договорилась об отсрочке платежей в счёт будущих доходов от неё.
— Забыла. Такими мелочами голову себе не забиваю. Всякое купеческое быдло мне неинтересно.
— Какая лесопилка? — насторожился Вольдемар. — Уж не та ли, что мне по наследству досталась?
— Она принадлежит не тебе, а Марии Артамоновне.
— Нет, — ехидно ответил он, развалившись на стуле. — Матушка столичный дом и эту паровую механизму отписала мне. Так что, Лизонька, я запрещаю тебе прикасаться к моему имуществу.
— Но оно же ржавело без дела в лесу!
— Неважно. Если хочешь пользоваться им, то половина прибыли моя.
Вот гадство! О том, что я пользуюсь чужим, даже мыслей в голову мне не приходило. Воспринимала всё как почти родное, поэтому так опростоволосилась! В следующий раз думать надо лучше!
— Четверть! — отрезала я. — Иначе сам разбирайся с лесопилкой. Уверена, что ни гроша на ней не заработаешь, так как работать не умеешь.
— Хорошо. Готов уступить за треть.
— Четверть или я палец о палец не ударю.
— С паршивой овцы хоть шерсти клок, — нехотя согласился он. — Пользуйся моей добротой.
— Это ещё не всё, — повернулась я к мачехе, пытаясь исправить серьёзную ошибку в наших отношениях. — Мне необходима бумага от вас, что с кредиторами вольна разбираться по своему усмотрению и все мои действия одобрены вами. Чтобы потом не получилось казусов, как с лесопилкой.
— Я ничего не намерена подписывать! — тут же встала в позу она.
— Тогда с кредиторами разбирайтесь без меня.