Странности любви
Шрифт:
— Если это так, почему у вас какие-то совместные дела? — зашептала она. — Почему вы приглашаете его в свой дом? Тристан, пожалуйста, если что-то случилось… если вам грозит опасность, позвольте мне…
Прежде чем она закончила фразу, дверь отворилась. Оба они обернулись, готовые увидеть лицо Девлина. Но в дверях стояла мать Тристана. Когда она увидела Мередит в столь красноречивой позе, брови ее поползли вверх. Но тут же улыбка чуть тронула уголки ее губ.
Мередит сделала шаг назад, а Тристан недовольно закатил
— Ах, — сказала Констанс, приложив руку к груди в притворном удивлении. — Прошу прощения, я не знала, что вы здесь.
Тристан недоверчиво взглянул на нее и взвинченным голосом спросил:
— Вам что-нибудь нужно, мама?
— О нет, дорогой мой. — Улыбка леди Кармайкл сияла радостью играющего Купидона. У Мередит защемило сердце. Как тяжело придется Констанс, когда она узнает правду. О Тристане. О ней. — Но мы все поднялись сегодня слишком рано. Большинство гостей проснется еще не скоро. Может быть, нам стоит всем вместе отправиться на утреннюю прогулку верхом? Такое прекрасное утро.
Тристан прикрыл глаза, и Мередит показалось, что он неслышно ропщет на невозможность избавиться от матери. Когда он снова открыл глаза и посмотрел в ее сторону, стало ясно, что он обдумывал ситуацию, решая, будет ли прогулка оправданным риском.
Мередит сама раздумывала над этим. Прогулка могла оказаться полезной для расследования. Присутствие леди Кармайкл наверняка помешает интенсивному общению, какое происходило между ними только что. И поцелуям, от которых таяла ее решимость и слабели колени.
Мередит улыбнулась леди Кармайкл:
— Я с радостью отправилась бы на прогулку с вами, миледи. Мне с самого начала хотелось увидеть ваше замечательное имение во всей красе.
Тристан открыл было рот, но леди Кармайкл отмахнулась от него.
— Замечательно! Переодевайтесь, и через полчаса встретимся на конюшне.
Сделав над собой усилие, Мередит кивнула и медленно пошла к двери. Прежде чем выйти, она оглянулась. Тристан провожал ее глазами, и хотя в его взгляде не было того отчаяния, которое она видела раньше, желание, несомненно, осталось. Горячее желание, ждущее момента сокрушить ее намерения.
Поправив шляпку, Мередит вошла в конюшню. У нее перехватило дыхание. В центре просторного помещения стоял Тристан. Он водил щеткой по бокам могучего вороного жеребца и шептал ему что-то нежное. Тристан не заметил ее прихода. Это был один из тех редких моментов, когда он не знал о ее присутствии, и Мередит имела возможность изучать его лицо.
В утреннем свете, проникающем через дверь и окна конюшни, его чеканное лицо было очень красивым. Но свет обнаруживал что-то еще. Хотя он выглядел спокойнее, чем раньше, в глазах стояла печаль, которую она уже не раз замечала.
Мередит вздохнула. Она не должна сопереживать Тристану. Проведение расследования не дает места сочувствию. И желанию, хотя это могущественное чувство пронизывало ее всю. Мередит сознавала, что каждый ее нерв трепещет от одного только его присутствия. Что ее пальцы дрожат, когда она поправляет выбившиеся локоны.
Тристан увидел ее и улыбнулся. Не натянутой, принужденной улыбкой, которую она не раз видела, а настоящей, искренней. Он в самом деле был рад видеть ее. Чувство вины пронзило Мередит, но она сумела побороть его. Ему тоже не было места в расследовании.
— Вы выглядите восхитительно, — сказал он, окидывая ее взглядом с головы до ног. Этот взгляд словно ласкал, и она вдруг обрадовалась, что надела свою лучшую амазонку.
От комплимента кровь прилила к ее лицу. Когда это было, чтобы внимание мужчины заставляло ее краснеть? Но сейчас у нее, как у школьницы, горели щеки.
— Благодарю вас, — тихо сказала она. Между ними возникло такое сильное притяжение, что она постаралась перевести все внимание на его жеребца: — Какое великолепное животное.
Тристан снова помрачнел.
— Спасибо. Он замечательный.
— Давно он у вас? — спросила Мередит.
— Один год, восемь месяцев, пятнадцать дней, — тихо сказал он.
Мередит подняла голову.
— Жеребец должен очень много значить для вас, если вы запомнили день, когда он стал вашим.
— Он принадлежал моему брату и стал моим после того, как был убит Эдмунд, — с грустью в голосе ответил Тристан.
Боль, прятавшаяся за этими словами, разрывала ей сердце.
— Мне очень жаль, — сказала она, чувствуя, как жалко звучат ее слова, будто она предлагает закрыть зияющую рану несоразмерно маленькой повязкой.
Он покачал головой:
— Нет, это мне жаль. Мне не следовало говорить о брате. — Тристан сделал знак стоявшему поблизости конюху, и тот подошел, ведя на поводу резвую кобылку медового цвета. — Вот ваша лошадь на сегодня. Ее зовут Лили.
Конюх помог Мередит сесть в седло.
— Нам осталось только подождать вашу маму, — промолвила она.
Один из слуг подошел к ним и сказал:
— Леди Кармайкл прислала сказать, что у нее неожиданно заболела голова и она просит вас отправиться на прогулку без нее.
Тристан наклонил голову и что-то пробормотал. Губы Мередит сложились в улыбку. Леди Кармайкл могла бы стать превосходным тайным агентом. Она замечательно использовала любую ситуацию себе на пользу.
— Спасибо, Честер, — со вздохом сказал Тристан. — Пожалуйста, передайте ее светлости, что я очень сожалею и надеюсь, что ко времени нашего возвращения головная боль у нее пройдет. — Понуждая своего жеребца двинуться к выходу, он добавил: — У меня нет сомнений, что она будет прекрасно себячувствовать в самое ближайшее время.