Странствие Кукши. За тридевять морей
Шрифт:
– Господи Иисусе Христе, Боже наш! Прояви и ныне святое имя Твое пред очами сего народа!
Произнеся это, священник Константин бросает Евангелие в пылающий огонь. Люди испуганно замирают, даже те, кто еще несколько мгновений назад злорадно требовал этого. Кукша в ужасе отводит взор от огня и видит послушника Фармуфия, которого до сих пор не замечал. Фармуфий стоит неподвижно, с глазами погруженными в синеву небес, лицо его не выражает тревоги. Кукша снова переводит глаза на костер. Пламя разгорается все сильнее, но книгу оно пока еще не охватило.
Кукша стоит боком к Оскольду и Диру и не видит их. Оскольд, как и большинство, напряженно глядит в огонь, а Дир устремил взгляд куда-то поверх голов, губы его беззвучно шевелятся. Он молится.
Время идет, хворост понемногу прогорает, сучья обращаются в уголь, а уголь в пепел. Однако Евангелие невредимо, даже кожаные ленты запоров нисколько не изменились от жара. Язычники, как завороженные, глядят на книгу и на то, что еще недавно было пылающим жарким костром. Из толпы раздаются крики. Они нарастают. Кияне желают креститься.
А Кукша может наконец облегченно вздохнуть: он больше всего боялся, что на священника Константина во время проповеди нападет кашель, но на протяжении всего веча священник Константин ни разу не закашлялся. После Константин говорил, что киевский воздух действует на него благотворно.
Лишь вечером этого дня Кукша узнает, что Вада пропала…
Глава двадцать пятая
КРЕЩЕНИЕ В РУЧАЕ
Солуньские братья привезли с собой некоторое количество белых крещальных рубах, но привезенного, конечно, мало. За шитье усаживают всех швей Оскольдовой и Дировой усадеб, да еще зовут со стороны, а привезенные братьями рубахи служат образцом. Оскольд с Диром и дружинники отдают запасы полотна, какие у кого есть. Пусть лучше останутся лишние рубахи, чем кому-то не достанет. Кто знает, сколько киян захочет креститься?
Привезенных медных наперсных крестов, кажется, должно хватить. Однако здешние резчики режут впрок деревянные кресты по образцу, который им дал Мефодий. Привезены и печати для печения просфор. Женщины, которые на Оскольдовой усадьбе обычно пекут хлебы для ее обитателей, теперь пекут просфоры под руководством и наблюдением Мефодия.
Привезли братья и запас восковых свечей, их в Корсуне, так же как и в Царьграде, изготовляют из русского воска. Что поделаешь, изготавливать свечи в Киеве пока еще не умеют: для освещения жилищ киянам служат жировые светильники или лучины – в зависимости от достатка, – а на дворе в темную пору зажигают смоляные светочи.
На лугу, неподалеку от Печерьска, возникает великолепный белый шатер, на вершине шатра сияет крест, который виден со всех Киевских гор. Это походный храм.
Наступает день Святого Крещения. Раннее утро. По низинам еще стелется ночной туман. Священник Константин, его брат чернец Мефодий, князья и Кукша выходят из Печерьска и направляются к Ручаю, за ними следуют те жители Города и его окрестностей, которые еще на вече изъявили желание креститься. Желание каждого из них было оглашено в церкви, и с того дня их начали усиленно готовить к Крещению.
А это не простое дело – ведь оглашенные должны были не только проникнуться сознанием того, что без крещения нет спасения, но и понять необходимость каждой, даже самой малой и неважной на первый взгляд подробности крещального обряда. Им предстояло не просто затвердить, но прежде всего понять, что и почему должны они отвечать священнику во время Крещения и что при этом следует делать.
Просвещали оглашенных и чернецы Андреевой обители. Всего после веча было оглашено человек двести, это не только жители Печерьска и окрестных селений, но и других мест Киева. Женщин среди оглашенных пока нет, ведь женщин не было на вече. Все оглашенные должны к рассвету собраться в низовьях Ручая – там, ближе к устью, Ручай достаточно глубок для погружения крещающихся.
На берегу Ручая, над местом Крещения, будет поставлена церковь. Так решил священник Константин. Но об этом пока что, кроме брата Мефодия, никто не знает.
Священник Константин, его брат Мефодий, чернецы Андреевой обители и печерьские оглашенные спускаются в долину Ручая, там их уже ждут оглашенные из других мест Киева. Священник Константин делит крещающихся на несколько частей – их слишком много, чтобы крестить одновременно. Кияне благоговейно глядят на священника в белых ризах, как будто перед ними не служитель Божий, а Сам Бог. Однако крестить предстоит не только священнику Константину и его брату Мефодию, на помощь призваны и чернецы Андреевой обители, которые будут крестить одновременно с ними.
Начинается изгнание духов из крещаемых, и первый крещаемый – князь Дир. Священник Константин дует на уста его, на чело, на грудь и произносит:
– Изжени из него всякаго лукаваго и нечистаго духа, сокрытаго и гнездящагося в сердце его… Духа соблазна, духа лукавства, духа идолослужения…
С тем же священник Константин переходит от одного крещаемого к другому, пока наконец изгнание духов не завершается. Тогда он велит крещаемым разуться и раздеться. Обнажившемуся князю Диру священник Константин велит воздеть руки к небесам, обращает его лицом на Запад и вопрошает:
– Отрицаеши ли ся сатаны и всех дел его, и всех дел его, и всего служения его, и всея гордыни его?
И князь Дир отвечает:
– Отрицаюся.
Вопрос и ответ звучат трижды.
Священник Константин снова вопрошает:
– Отреклся ли еси сатаны?
И князь Дир отвечает:
– Отрекохся.
И этот вопрос и ответ звучат трижды.
Священник Константин велит:
– Дуни и плюни на него.
После того, как князь Дир исполняет это, священник Константин с тем же обходит других крещающихся, затем поворачивает князя Дира лицом к востоку, уже с опущенными руками, и призывает остальных стать так же:
– Обратитесь к востоку, опустите руки, поклонитесь.
Кукша помнит, как его учили в Царьграде: обращение на запад означает обращение к сатане и его мраку, а обращение к востоку – это обращение к Райскому саду, взращенному на востоке, обращение ко Христу, Свету Мира.
Теперь совершается исповедание верности Христу, а после этого крещаемые не очень стройно, но истово читают святой Символ веры.
Священник Константин спрашивает князя Дира:
– Сочетался ли еси Христу?
И князь Дир отвечает: