Странствия хирурга: Миссия пилигрима
Шрифт:
— Кто заверил документ? — поинтересовался Уолсингем.
— Кто? Ну, ваша милость, разумеется, я… э… или вы хотите этим намекнуть?…
— Я ничего не хочу. Это был всего лишь вопрос. — Уолсингем почувствовал удовлетворение оттого, что ему удалось вывести из равновесия заносчивого ходатая.
— Свидетельское показание принадлежит некоему Майклу Спринглу. Он клянется Всевышним, что неоднократно заставал Троута и леди Джейн во время полового акта.
Уолсингем насторожился, но не подал виду. Если то, что у Хорнстейпла записано черным по белому, правда, то человек, называющий себя Витусом из Камподиоса, бастард и только-то. Таких немало. Даже боготворимую им Елизавету нередко называли незаконнорожденной, так как после казни ее матери Анны Болейн она поначалу считалась таковой.
Никаких иных выводов такое свидетельское показание за собой не повлекло бы.
— Кто он по профессии, этот свидетель?
— Возчик пивоварни, ваша милость.
— Так-так. — По крайней мере, теперь Уолсингему стало окончательно ясно, что припасенные Хорнстейплом разоблачения не более чем очередное надувательство. Однако опыт шпионской службы подсказывал ему, что сейчас еще рано закруглять разговор и вполне может всплыть еще что-то важное. — Так-так, возчик пивоварни, говорите? А почему же парень только сейчас вспомнил о том, что видел двадцать пять лет назад? Есть ли этому разумное объяснение?
Хорнстейпл нервно потер руки:
— Видите ли, Спрингл сказал мне, что часто болел, к тому же он много лет не решался рассказать об этом, опасаясь последствий. Все-таки леди Джейн знатного происхождения.
— Это так.
— Вот именно, ваша милость. — Хорнстейпл скривил губы в улыбке, смотревшейся абсолютно неестественно на его лице. — Не желаете ли взглянуть на заверенное свидетельское показание?
— Нет, не желаю. Ибо оно несущественно. Троут может десять раз быть кровным отцом Витуса из Камподиоса и при этом не иметь права претендовать на Гринвейлский замок, ибо право наследования не распространяется на отца ребенка, не состоявшего в законном браке. Тут уж вы можете выкручивать руки закону, сколько вам будет угодно, и все без толку.
— Боже упаси, ваша милость, я не хотел вызвать ваше недовольство, но должен…
— Вы ровным счетом ничего не должны. Скорее, я должен напомнить вам, что в юриспруденции меня никто не сможет одурачить. Или вам не известно, что я изучал право в королевском колледже в Кембридже?
— O-о… э-э… — Мимика Хорнстейпла красноречиво отражала его мысли. Увы, этот факт был ему неизвестен. Впрочем, он быстро собрался и продолжил наступление. — Даже если это так, ведь бывают же исключения! Именно по этой причине я непременно должен поговорить с ее величеством. Она решит, кто прав, ведь она королева…
— У которой нет для вас времени! Поймите же это в конце концов, Хорнстейпл!
У адвокатуса пересохло в горле. Все, кто сталкивался с ним, знали, что он упрям, как осел. Если уж он вбил себе в голову, что заполучит наследство для Уорвика Троута, то не свернет с пути, пока не добьется своего. Ведь в случае победы ему причитается огромная сумма, которая освободит его от финансовых забот до конца жизни.
— Мнимый сын — вовсе не сын, ваша милость! Витус из Камподиоса — приблудный крестьянский мальчишка, и не более того. Конечно, в свое время некий младенец лежал в красном платке у монастырских ворот, но это отнюдь не был отпрыск Коллинкортов. Кто знает, где на самом деле находилась в то время леди Джейн? Никто. Предположение, что Витус из Камподиоса благородных кровей, просто смехотворно.
— Вы полагаете? — Сбивчивая аргументация адвокатуса постепенно начала раздражать Уолсингема. Тем более что ему уже длительное время было достоверно известно, что кирургик действительно являлся сыном леди Джейн. В конце концов, у него повсюду были свои осведомители, в одной только Франции тринадцать и девять в Германии. Были свои люди и в Италии, и в больших портовых городах Европы. Тертые калачи и продувные бестии, чьи услуги щедро оплачивались из казны в соответствии с девизом сэра Фрэнсиса: «Знание никогда не обходится слишком дорого»…
— Хорошо, предположим, Витус из Камподиоса не Коллинкорт и, соответственно, не имеет права притязать на наследство, но ваш-то клиент Уорвик Троут тем паче не имеет таких прав. Итак, чего вы еще хотите?
— Я хотел бы быть допущенным к королеве.
— Нет!
— Ваша милость, похоже, запамятовали, что существуют прошения, ходатайства, заявления и кое-что еще, с чем можно обратиться к ее величеству напрямую!
— Все эти бумаги все равно попадут на мой стол! — У сэра Фрэнсиса Уолсингема окончательно лопнуло терпение. Он почувствовал, что в любой момент может потерять контроль над собой, а это было бы непростительно. — Советую вам, Хорнстейпл, не перегибать палку. Дайте событиям развиваться естественным путем. Так будет лучше для всех.
— Кроме бедного Уорвика Троута, ваша милость.
— Что вы имеете в виду? — Что-то в интонации адвокатуса опять насторожило Уолсингема.
— Троут смертельно болен, ваша милость, и жить ему осталось недолго. Единственная надежда, которая у него оставалась, — получить наследство. Поэтому, с вашего позволения, я и проявляю такое упорство.
Уолсингем помолчал. «Надо же, мое терпение все же окупилось, — подумал он. — То, что Троут обречен на смерть, может оказаться важной информацией. Однако не следует так просто сносить дерзость этого доморощенного адвокатишки. Нагоню-ка я на него страху, чтобы впредь было неповадно и чтобы он понял, почему говорят: „Не приведи Господь увидеть кинжал Уолсингема со стороны острия!“»
Вслух же он произнес:
— Вы действительно весьма упорны, поэтому хотел бы напоследок обратить ваше внимание, что такое поведение не всегда полезно для здоровья. Кстати, я вам уже рассказывал о своем дяде, сэре Эдмунде Уолсингеме? Нет? Так вот, о нем говорят, что он бывает груб в своей работе. Чтобы вы знали, мой дядюшка — комендант Тауэра. Хотя вы родом из Уэртинга, я полагаю, вы наслышаны о чрезвычайной важности этой древней цитадели на востоке нашего города. И, кроме того, рискну предположить, вы слыхали, в каких условиях томятся заключенные неаристократического происхождения в той части Тауэра, которая отведена под тюрьму.
— Т-так точно, ваша милость, — выдавил Хорнстейпл. Он понял, что проиграл. Низко поклонился и, пятясь, удалился из кабинета.
Уолсингем воспринял эту картину с удовлетворением. Вопрос решен. Тем не менее он отдаст распоряжение и дальше держать настырного наглеца и его подопечного под наблюдением.
С документами, которые он подписывал перед визитом Хорнстейпла, глава тайной службы на следующий день отправился к своей королеве. Он с достоинством шагал через просторные залы и коридоры дворца Уайтхолл, роскошной лондонской резиденции английских королей. Беспрепятственно проходил мимо многочисленной стражи, ибо его лицо было знакомо каждому. Перед дверью той комнаты, где, как он знал, любила музицировать Елизавета, он остановился. Коротко кивнул слуге, и тот, низко поклонившись, впустил его.