Страшная сказка
Шрифт:
И мы ходили к берегу моря, окутанного прозрачной, как капля росы, дымкой, проходили мимо нашего дома и спускались по крутой тропинке, вдоль которой еще цвели полевые травы. От раскрывшихся бутонов веяло таким душистым жаром, что у Эли тогда даже закружилась голова (над чем мы с Дэном без зазрения совести потешались все выходные).
Так спокойно (особенно если учесть последующие события) прошел сентябрь, затем наступил октябрь, весь в красках опавшей листвы, после пришел ноябрь – холодный, резкий, по вечерам которого я сидела, закутавшись в плед, пила горячее какао и старалась не смотреть на ровную, без единой
Одним морозным декабрьским днем я пригласила Эллен к нам в гости. Зная свою мать и ее неловкую для других, но только не для нее самой бестактность, я не была в восторге от этой идеи, но в конце концов голубоглазая бестия уломала меня.
Мы зашли в прихожую, сняли тяжеленные пуховики и потопали на кухню. Там я познакомила Элю с матерью, и мы вместе сели за обеденный стол.
– Так, девочки, осторожней… – пропела мать, подлетая к нам с подносом. – Приятного аппетита, – женщина поставила перед нами по большой миске супа.
– Спасибо, тетя Майер, – поблагодарила Эллен, берясь за ложку.
– Да, да, – поддакнула ей я. – Спасибо, мам, – сказала я и… замерла. Привычный мне луковый суп – практически единственный, который мать могла съестно приготовить – был насыщенного ярко-красного цвета.
Я неуверенно посмотрела на Элю. Та, подняв брови, пожала плечами.
– Мам?.. – позвала я мать, которая, что-то насвистывая, стояла за плитой.
– Что такое, Соф?
– Скажи, а почему суп… ээ… красный?
– Ах, это, – она повернулась к нам и с улыбкой провозгласила:
– Не волнуйтесь. Когда я резала картофель, я случайно поранила палец, и оттуда, конечно же, полилась кровь. Скажу вам по секрету, – она заговорщицки нам подмигнула, – она текла так быстро, что я просто не успевала ее остановить. Крови было так много, что она окрасила воду в алый цвет, так что… Кушайте на здоровье, – и она улыбнулась нам довольной улыбкой.
Я посмотрела в тарелку – из-под красной жижи вынырнула порозовевшая полоска капусты. Сглотнув, я спросила:
– Ты ведь пошутила?
Мать пару секунд смотрела на нас с Элей, потом от души расхохоталась.
– Ну и лица же у вас были, девочки. Ну конечно же, я пошутила, – и она, не прекращая смеяться, вытерла кончиком передника уголок глаза.
– Я приготовила б-о-р-щ, – по буквам произнесла она. – Между прочем, любимое блюдо русских… Да вы кушайте, не стесняйтесь.
Мать отвернулась к кипящей сковородке, а я посмотрела на Элю. Девочка, слегка побледнев, попыталась улыбнуться, мол: «Всё в порядке, Соф. У твоей мамы превосходное чувство юмора». Но я знала, что это не так. Краска залила мне лицо, я не понимала, зачем моей матери нужно было так мерзко шутить.
Больше Эллен к нам домой я не приглашала.
Глава 5
К концу весны меня ждал неприятный сюрприз. То, чего я так сильно ждала весь год, накрылось большим медным тазом. Прогорело, короче.
В тот день, когда нам позвонила из Крослина Миа, у нас обедал знакомый приятель отца Джо. Мы все сидели за одним столом, взрослые о чем-то болтали, а я представляла, как совсем скоро мы с сестрой возьмем старые пуховые одеяла, убежим подальше от всех к морю и будет болтать там, пока у нас не посинеют от холода руки. Когда стало известно, что Миа не приедет этим летом домой, я здорово рассвирепела. Наговорила матери кучу гадостей, обвинила ее, что она одна виновата в том, что сестра ушла из родной школы, а теперь и вовсе должна остаться на летние каникулы в Крослине из-за своей плохой успеваемости. Высокие стандарты, отвечала мне мать в свою защиту. Высокие, блин, стандарты…
Высокие тщеславно-честолюбивые запросы у матери, вот что я скажу. Как же, как же, это же Крослинская школа, она и в подметки не годится лаундервильской!
Гребанное самомнение.
Единственное, что тогда остановило меня в рамках здравого смысла – это присутствие Джо. Он и так слышал в тот день слишком много, и я не хотела давать ему новой пищи для вечерних пересуд на кухне с женой. Он, разумеется, прекрасный человек и всё такое, но если его жена что-то прознает, это, конечно, станет известно всей округе. Женщины не умеют держать язык за зубами – особенно если это касается чужого грязного белья.
Тем вечером я чувствовала себя обманутой. У меня было такое чувство, которое бывает перед Рождеством: когда ты всем сердцем ждешь долгожданный праздник, а потом оказывается, что твои подарки затерялись где-то посреди Тихого океана, а Санта оказался не добродушным старикашкой, исполняющим сокровенные желания, а обычным лысым мужиком с пивным животом и бутылкой виски вместо волшебного посоха.
После окончания школы можно было либо дальше продолжить учебу – а это означало уехать в Люмпин или Стэйродж, который в 700 милях от Лаундервиля, либо пойти работать. Чем я хочу заниматься в жизни я не определилась, и чтобы не жалеть об упущенных годах, получая специальность, к которой не лежала душа, я решила устроиться продавщицей в кондитерский магазин «Счастье рядом». С июля месяца я стояла у прилавка, пробивала на кассе плитки шоколада и дарила малышам радость, тогда как у меня самой на душе была муторно и гадко – будто туда кто-то с чувством наплевал.
Рождество, этот священный праздник, мы встретили скромно. Все мы –даже мать – ощущали болезненную утрату чего-то близкого, родного. Выйдя ночью на улицу, я загадала свое сокровенное желание.
И уж поверьте мне, я не могла себе вообразить, что мой скромный лепет, вырвавшийся из глубины души, вызовет бешеный ураган по самому северному городку Ирландии. На самом деле всё, чего я хотела – это любить и быть любимой, и только и всего. Все те трагические события, произошедшие летом 1961 года… Вы понимаете?
Я не могла представить ничего подобного.
Глава 6
В пятничный вечер, с которого в общем-то всё и началось, я шла домой уставшая, но довольная: моросил легкий дождь, где-то вдалеке гремел гром, и календарь показывал 16 мая – до приезда Мии оставались считанные дни.
«Мы встретимся с ней в любом случае. Даже если ее снова не отпустят, у меня хватит денег, чтобы…»
Я резко дернулась назад.
Прямо перед моим носом, в паре дюймов от мыса моего кроссовка, затормозил черный BMW. Из наполовину опущенного тонированного стекла донеслись сердитые ругательства. Следом за руганью показалась мужская рука, пальцы мужчины тотчас же забарабанили по затемненному окну, на черной куртке блеснули бусинки дождя.