Страшные Соломоновы острова
Шрифт:
Он, мир, терпит тебя только потому, что ты кредитоспособен. А если возможность платить исчезает, ты моментально оказываешься на обочине. Пусть вас не обманывают гарантии по социалу. Это все равно нищета, и ты становишься изгоем, теряя друзей и близких.
А это очень страшно. И ведь причина твоих затруднений никого не интересует. Это не обязательно лень или усталость, последствия алкоголизма или наркомании. Нет. Ты такой же трудолюбивый, как и был. Просто твоя фирма разорилась или ты серьезно заболел. Да мало ли что.
Поверьте, это очень страшно. И этот страх толкает людей на все, чтобы
И это все понятно и логично. Так устроен мир. А вы - другие. Хотя проблемы у личности, по сути, те же. Но в вас нет этого страха. Нет, ну, наверное, он есть, конечно, но не в такой глобальной форме и масштабах - точно. И это не отдельный пример отдельных людей. Это тенденция. И у вас, и у нас. Почему в вас нет этого страха? В чем секрет?
– Хеля, выдохнув, замолчала и уставилась на нас.
Димыч недовольно покачал головой и рявкнул:
– Да потому что все херня, кроме пчел. А по совести, пчелы - тоже херня.
Я не выдержал и зааплодировал. Умеет соратник удивить, чего уж там... Хеля на секунду замерла, переваривая услышанное, а затем рассмеялась облегченно.
– Это очень непросто, но я поняла. Спасибо, Димыч. Ты предельно ясно ответил на мой вопрос.
– Всегда, пожалуйста. Обращайтесь, ежели чего, - парировал мой друг.
– Есть еще, по сути, аналогичные версии ответа. Бог дал, Бог и взял. Перемелется - мука будет, - решился добавить я.
Девушка кивнула, принимая реплику.
– А у меня есть еще один вопрос, но я не буду сейчас его обсуждать, - вдруг оживился притихший было Дитер.
– ???
– Попробую объяснить. Он возник не сегодня. И мне всегда было тяжело и неуютно обдумывать его. Но я не буду сейчас задавать этот вопрос, потому что, кажется, стал нащупывать понимание. Это даже не вопрос, а скорее загадка. Рискну показаться самонадеянным, но обозначу ее как Великую Немецкую Загадку. Я ее обязательно озвучу, но мне надо еще немножко подумать, - окончательно запутал нас немец.
– Дитер, - удивился Димыч.
– Сам-то понял, что сказал?
– Я - понял. Мы еще к этому вернемся обязательно. Попозже. А сейчас, чтобы нормально вести дискуссию, мне надо перестроиться немного. Понимаете, в чем сложность общения с вами. Задавая вопрос, никогда нельзя предугадать, в какой плоскости будет ответ. Основная проблема для меня в том, что у вас, русских, очень необычный формат мышления. Вы мыслите образами.
– Расшифруй, - заинтересовался я.
– Сейчас. Ну, вот хотя бы так... Можно взять какой-нибудь кубик, например, деревянный, покрашенный, с ребром в пять сантиметров, показать его немцу и попросить составить свое мнение. Немец, скорее всего, будет добросовестно описывать то, что он видит. То есть характеристики предмета.
А русский посмотрит, постучит им по столу, поцарапает и скажет, например, что кубик - полная херня, потому что сделан из дерьма и дерьмом покрашен. Сразу делается вывод, хотя подтекст задания был абсолютно иным. Я, конечно, сильно утрирую, но по сути именно так.
Понимаете разницу? И так во всем. К вам просто надо приноровиться и научиться думать
– Может, товарищу больше не наливать?
– озаботился я.
– Ерунда. Ты, Дитер, меньше думай и больше кумекай. А еще лучше - врубай чуйку, копарь! Так оно вернее будет, - оборвал Димыч хаотичный ход мыслей нашего немецкого друга и, подняв бутылку, подозрительно посмотрел на присутствующих.
Мы вздохнули и протянули стопки для очередного возлияния.
– Вообще-то, интересная поездка получается, - закусил я весьма аппетитной щучкой.
– Обычные темы для разговоров у нас это коп, если нет женщин - о женщинах и о бардаке в стране. Раньше это называлось политикой. А с вами все шиворот-навыворот.
– Ну, это нормальный процесс притирки. Новые люди, свежие впечатления...
– улыбнулась Хеля.
– Ну не знаю. Не в первый раз с новичками ездим. В основном все их вопросы о находках. Кто, где и чего нашел. Эти рассказы они готовы слушать до утра, - не согласился я.
Девушка оживилась.
– Ну-ка, ну-ка. О находках, пожалуйста. Что тебе за твою поисковую жизнь запомнилось больше всего?
Я задумался.
– Хм. Странно, но в голову лезут почему-то не находки, а поездки и люди. Были, конечно, и находки, но не того уровня, о которых всю оставшуюся жизнь положено говорить с придыханием. Наверное, я тебя разочарую, но кладов мы с Димычем найти пока что не удосужились. Скажу больше. Я знаю многих и многих копарей, но никто из них не поправил существенно своего материального положения, занимаясь поиском. Скорее, наоборот.
Зато знаю нескольких, которые относили найденные ими иконы, энколпионы и прочие весьма недешевые "предметы культа", если уместен этот термин, в церковь батюшке. А люди они, мягко сказать, небогатые. Хотя среди нас всякие есть, конечно. Как и везде, впрочем. Но у большинства основной стимул и привлекательность поиска ограничивается тремя пунктами. Азарт предвкушения находки, ощущение свободы на выездах и... вот такие вот разговоры. Сиречь - общение.
Хеля задумалась.
– Ну, хорошо. Но ведь есть среди вас и такие, которым жажда наживы заменяет все перечисленное тобой. Если я правильно понимаю, в первую очередь против них и направлен этот ваш новый "антикопарский" закон. Я ознакомилась с ним. Сам понимаешь - необходимость. По сути, он преследует благие цели.
Если правда то, что периодически мелькает в новостях... О незаконных раскопках древних поселений, курганов с помощью бульдозеров. Это же вандализм, и любое государство просто обязано принимать меры в таких случаях. То есть появление этого закона, на мой взгляд, предопределено.
Но вот его редакция... Какие-то странные, расплывчатые формулировки, допускающие крайне широкую трактовку. Так не должно быть. Закон - это, по сути, предельно жесткая инструкция, имеющая целью обеспечить чиновнику только один вариант ее исполнения или применения. И обязательное наказание за неисполнение либо умышленное искажение сути этой инструкции. И никак иначе. Вероятно, ваши законодатели поторопились и пошли на поводу у общественного мнения. И приняли сырой, недоработанный вариант закона. Это так?