Страшные Соломоновы острова
Шрифт:
Мы с Димычем переглянулись и удрученно вздохнули.
– Эх, Хеля, Хеля... Простая твоя душа, колхоз тебе папа. Ну, давай запретим рыбалку как явление на том основании, что некоторые корыстолюбцы используют для промысла сети или взрывчатку. А? И насчет этого... "продукта законотворчества". Ты пойми, у нас не бывает, ну или почти не бывает непроработанных законов.
Есть законы, которые кажутся идиотскими подавляющему большинству просто потому, что они не отвечают интересам этого самого большинства. Но есть определенное меньшинство, интересы которого в максимальной степени учтены этими, как ты выразилась, странными, расплывчатыми формулировками.
Этот
– О каких зайцах речь?
– оживился Дитер.
Мы, не удержавшись, рассмеялись. Я продолжил.
– Первый и самый главный заяц - это гарантированное устранение конкурентов. Уже потом идут и законодательное обеспечение своей монополии на раскопки, и поддержание на должном уровне цен на рынке сбыта древностей, и своя монополия на этом же рынке, и так далее. О мелочах вроде запрета на любое, даже самое мелкое частное строительство какого-нибудь курятника без соответствующей, не бесплатной, разумеется, экспертизы компетентных официальных организаций от археологии я уже молчу. Сущая мелочь по нынешним временам. Так, детишкам на молочко.
– То есть ты хочешь сказать, что это лобби официальной археологии, отражающее ее корыстный интерес? - округлила глаза Хелена.
Я улыбнулся.
– Молодец. Возьми с полки пирожок. Да не тот. С гвоздями. А вообще, надоела мне эта гнилая тема. На зубах уже навязла. Давайте о чем-нибудь более приятном, а?
– Подожди, пожалуйста, - волнуясь, прижала руки к груди девушка.
– Давай уж договорим, раз начали.
Я неохотно кивнул.
– Зачем людям на госслужбе устранять своих гипотетических конкурентов? Все, что они находят - собственность государства по определению. Какое отношение они имеют к рынку антиквариата? Я не очень понимаю, - на Хелю жалко было смотреть.
Я скрипнул зубами от досады и продолжил ликбез для наивных.
– Ребята, это не мы, а вы прилетели с Марса. Нашу страну давно и увлеченно пилит зажравшаяся орда чиновников. В том числе и от археологии. В запасниках наших музеев, включая и музеи с мировым именем, уже давно не осталось ничего мало-мальски ценного. Теперь тащат прямо из выставочных залов, в лучшем случае меняя оригиналы на копии. Раньше на нашем гербе было "Пролетарии всех стран, соединяйтесь", а теперь "Все на продажу".
Вы вообще представляете себе объем средств, крутящихся на легальном и не очень, например, нумизматическом рынке? А он всегда был удельной вотчиной так называемых "белых" археологов как естественных монополистов поступления товара. Учтите еще, что основной процент выручки дают не суперраритеты, а недорогая, но массовая старина. В первую очередь это касается монет. То есть то, что всегда вынимало из земли низовое звено официалов.
Ты почитай, хохмы ради, отчеты о раскопках любого, не сенсационного городища. Это же курам на смех. Десяток черепков, ржавый хлам и полведра какаликов. Так не бывает, уж поверь нам, пожалуйста.
И тут появляемся мы как массовое явление. Находок мало у каждого, ну так нас ведь миллион с хвостиком. И кто еще этот хвостик считал? То есть, с одной стороны, мы неизбежно демпингуем цены на товар, а с другой, достаем то, что могло бы стать добычей "белых". Еще раз повторю: торговля стариной - это очень серьезные деньги. А серьезные деньги - это всегда серьезный подход серьезных людей. Всегда! Вот тут и появляется закон. Как пирожок из духовки. Раз -
А то, что у государства принципиально нет и не может быть ресурсов, чтобы обеспечить его безусловное исполнение, так это не беда. Главное - закон позволяет взять любого занимающегося поиском. А брать будут того, кого надо. И самое главное - отобьют желание гулять в полях у всех остальных. Еще раз повторюсь, это очень умный закон, написанный умными людьми, которые ставили перед собой ясные, конкретные цели.
Не поверишь, но в нашем правительстве почти нет неумных людей. Циничных полно, беспринципных и продажных сколько угодно. Но не глупых. Давай заканчивать?
– взмолился я.
– Но это же не жизнь, а кошмарный сон!
– вырвалось у девушки.
– Жизнь как сон?
– ухмыльнулся я.
– Может, и так. Но ведь есть у нас и другая жизнь. Например, здесь, на копе. Тебе не нравится?
– Нет-нет, что ты. Это действительно другая, настоящая, целая жизнь. Во всяком случае, для меня. Прошло всего несколько дней, а кажется, что годы.
– Сон, увиденный во сне, - резюмировал Димыч и парочкой смолистых сучьев оживил костер.
– Жизнь как сон, увиденный во сне...
– задумчиво протянула Хеля.
– Где-то я это уже слышала. Какой-то японец, кажется.
– Ну, значит, этот японец был наполовину русским. У дураков... пардон, земляков мысли сходятся, - с намеком протянул нам напарник свою лапищу с потерявшимися в ней стопками.
– Пусть так. Сон, увиденный во сне. Тогда я очень не хочу просыпаться. Спокойной ночи, мальчики. Приятных снов, - и, проигнорировав "кедровку", одарив присутствующих своей неподражаемой улыбкой, наша змейка, скользя как дивный эротический мираж, посетивший перевозбужденного подростка, не торопясь направилась к своей палатке.
Мы тихо охнули вслед.
Ну не гадюка, а???
Глава 13. Прелюдия как необходимость в деле удачного поиска кладов
– Мальчики, у вас есть шанс все проспать. И даже горячий чай, - вновь выдернул меня из морока нескромных сновидений серебряный колокольчик Хелиного голоска.
Взглянув на вытянувшиеся трубочкой причмокивающие губищи Димыча и непривычно умильное выражение его страшной рожи, я почувствовал себя не одиноким борцом с соблазнами, а привилегированным членом весьма элитного и оттого крайне немногочисленного походного клуба почитателей змей. Случайно, но отнюдь не бесталанно пнув четыре раза подряд валявшегося в сладком забытьи скрытого эротомана и заработав себе попутно искреннее, пылкое пожелание срочно и мучительно почить в бозе, я, наконец, выбрался из палатки.
Картина ласкала взор. Дитер, водрузив ногу на скромную охапку свеженаколотых полешек, горделиво приосанился, поигрывая топором на фоне бодренького костерка, и всем своим видом ненавязчиво демонстрировал законную гордость умелого человека, умудрившегося в полчаса освежевать некрупного мамонта алюминиевой вилкой. Я показал ему немытый, в заусеницах, окей и послал воздушный поцелуй нашей чаровнице.
За моей спиной неизбежной грозовой тучей наползал Димыч, стискивающий в руке изрядно побуревшие полотенца. Светлый образ порхающей мотыльком по лагерю хлопотуньи Хели почти примирил его с постылой действительностью в моем лице, и соратник энергично устремился к воде, намереваясь радикально обновиться посредством утреннего омовения.