Страсть Северной Мессалины
Шрифт:
Конечно, назначение нового фаворита не заставит гривуазные слухи умолкнуть, но они, во всяком случае, будут крутиться вокруг одной персоны.
Словом, Потемкин спешил. И ничего удивительного, что через несколько дней после неприятного эпизода с картинами Дмитриев-Мамонов снова был введен на поклон в императорские покои, помаячил на светском рауте, удостоился одобрительной улыбки и оживленного блеска глаз государыни, после чего был спешно спроважен в кабинет личного врача Роджерсона, а потом – в покои Анны Степановны Протасовой, которая сменила скандально отстраненную от своих обязанностей Прасковью Александровну Брюс.
Александр стоял перед маленькой, деловитой, пухлой и весьма некрасивой женщиной. Ее подбородок кое-где покрывали черные волоски, а кожа была очень смугла. Анна Степановна носила прозвище «королева Таити» – именно за смуглость. Ходили слухи, что императрица не единожды хотела устроить брак своей любимой конфидентки с графом Аркадием Морковым. Однако граф, который тоже имел внешность отталкивающую, отказался: «Она дурна собой, я дурен, что же мы с нею будем только безобразить род людской!»
Ну что ж, граф очень хитро умудрился избежать отправления неприятных супружеских обязанностей. А как быть ему, Александру Дмитриеву-Мамонову, которому надлежит сейчас обиходить сию даму, да так, чтобы она осталась им довольна и могла наилучшим образом аттестовать императрице?
Душа его металась, голова горела. В эту минуту он был истинно в отчаянии и горько жалел, что позволил своему тщеславию разыграться настолько, что оно увлекло его на сию стезю. Потемкин, улещая, сулил ему всемогущество, богатство… Конечно, это привлекало. Но сейчас, когда Александр с ужасом ощущал свое полное мужское бессилие, никакие мысли о возможностях, которые открываются перед фаворитом императрицы, не могли его возбудить.
«Оскандалюсь, как пить дать! Все пропало! Что делать?! Кабы самую никудышную из фрейлин дали на пробу, но только молодую, я б ей показал! А обихаживать эту… старую да уродливую…»
Мысль о том, что это тяжкое испытание он должен пройти именно затем, чтобы обихаживать именно «старую да уродливую», только облеченную высшей властью в стране, бодрости не прибавила. Мужество его сникало неудержимо, и губы Протасовой презрительно искривились.
Александр чуть прищурился, чтобы придать себе куда более лихой вид, чем являл в действительности, и вспомнил, как провел минувшую неделю. Готовясь к испытанию, он устраивал набеги на постоялые дворы. Разумеется, являлся туда не в придворной одежде, а попроще, в виде гусарского поручика. Снимал комнату и выбирал среди прислуги девку понеприглядней. Та, вне себя от внезапно свалившегося счастия, знай разводила ноги, но к полуночи начинала молить о пощаде. Гордясь собой, Александр позволял позвать подругу, а то и двух и до рассвета умудрялся утомить и их. Девки уползали, держась за стеночки, и тогда он на часок ложился вздремнуть, довольно усмехаясь.
И сейчас воспоминание о тугих грудях, налитых телесах и пухлых, нацелованных ртах подействовало безотказно. Он рванул застежку панталон… Анна Степановна, видя такое, спешно подхватила юбки и свалилась на диванчик. Груда оборок прикрыла ее лицо, и Александру, который видел только то, к чему неудержимо стремилось его естество, стало понятно: с ним снова все как надо, с ним снова отменно!
– Ну, приступай, молодец! – хихикнула Анна Степановна из-под вороха юбок, но отводить их от лица не стала: женщина она была понимающая, не без деликатности, несмотря на вопиющую откровенность своих обязанностей.
Молодец приступил со всей пылкостию. Протасова вскрикнула:
– Полегче!
Александр замер было, но пробир-фрейлина тут же заверещала нетерпеливо:
– Ай, нет! Делай дело, не мешкай!
Дело свое делать Александр мог бы долго, однако вскоре Анна Степановна сдалась: застонала, принялась махать руками, убирая с лица юбки – сделалось душно да жарко, потом заохала громче и наконец разразилась криком.
Зотов, по долгу службы пребывавший в соседнем покое и внимавший творившемуся, так удивился, что даже вскочил и ринулся было к двери; потом, спохватившись, воротился к столику с кофием и присел в глубокой задумчивости.
На его глазах (вернее будет сказать, на его ушах) творилось нечто невероятное. Уж сколько раз он присутствовал при испытании будущих фаворитов, а такого чуда встречать не приходилось. Женское естество Анны Степановны Протасовой было создано таким кривым образом, что она не была способна испытать то, к чему стремилась императрица, да и прочие дамы. Не раз испытуемые трудились целыми ночами, безуспешно пытаясь заставить пробир-фрейлину оценить их старания, однако та оставалась нема, безгласна и равнодушна, а иной раз даже всхрапывала, пока претендент на почетную должность совершал необходимые ритуальные телодвижения. Испытание происходило не столько на затейливость, сколько на выносливость, которая была для императрицы делом первейшим. Разным-всяким постельным кунштюкам будущий h'eros-amant мог обучиться позднее, а вот выносливость скорее растерял бы, чем обрел. Но вот поди ж ты… что там, какой переворот произвел этот Красный кафтан (Захар Константинович помнил, как наименовала государыня Мамонова при первой встрече), об этом оставалось только гадать.
А, захочет Анна Степановна, так расскажет, а нет – ну и ладно. Главное, можно пари держать с кем хочешь и на сколько хочешь: Красный кафтан испытание выдержал!
Теперь… что предстояло теперь? Анна Степановна исполнила ночные обязанности, Марья Саввишна Перекусихина вместе с Зотовым приступали к дневным. Они были обязаны в тот же день обедать вместе с избранным. В десять часов вечера, когда императрица была уже в постели, Перекусихина ввела в опочивальню «новобранца», одетого в китайский шлафрок, с книгой в руках, и оставила его для чтения в креслах подле ложа Екатерины. На другое утро та же Перекусихина вывела посвященного из опочивальни и передала его Захару Константиновичу, который сопроводил его в приготовленные для него чертоги; здесь Захар (уже раболепно) доложил фавориту, что всемилостивейшая государыня высочайше соизволила назначить его при высочайшей особе своей флигель-адъютантом, поднес ему соответствующий сему званию мундир с бриллиантовым аграфом и сто тысяч рублей карманных денег. Теперь предстоял публичный выход государыни в Эрмитаж, когда фавориту следовало идти рядом с ней, ведя ее за руку. Однако с самого утра передняя зала у нового флигель-адъютанта наполнилась первейшими государственными сановниками, вельможами, царедворцами для принесения ему усерднейшего поздравления с получением высочайшей милости.
Тут же Александр Матвеевич Дмитриев-Мамонов дал Зотову первое поручение. Чрезвычайно довольный новым положением, он первым делом отблагодарил своего покровителя – светлейшего князя Григория Александровича, сделав ему дорогой и весьма многозначительный подарок: золотой чайник с надписью на французском языке: «Plus unis par le coeur que par le sang». Фраза сия означала «Более соединены по сердцу, чем по крови» – и могла считаться и знаком прощания с патроном, службу у которого Александр оставлял, и благодарностью за протекцию, приведшую к такому головокружительному возвышению, и своеобразной клятвой верности на будущие времена. Забегая вперед, можно сказать, что интересам Потемкина Дмитриев-Мамонов станет служить искренне и ревностно, отваживаясь даже на серьезные ссоры с его весьма сильным противником Алексеем Орловым. «Сашенька тебе кланяется и тебя любит, как душу, и часто весьма про тебя говорит», – напишет Екатерина «светлейшему». Михаил Гарновский, доверенное лицо Потемкина и управитель его делами в Петербурге, постоянно державший князя в курсе придворных событий, передаст ему: «Преданность Александра Матвеевича к его светлости можно смело назвать примерною в свете». И уверит: «Все делается по желанию его светлости».
Однако еще пара слов о чайнике и столь значительной надписи на нем. Во французском арго и во французской эротической литературе (скажем, у популярных в то время и во Франции, и в России Де Буффлера, Вольтера и Шарля Бови) слово «сердце», le coeur, имело также значение женского естества. В таком случае надпись приобретает весьма галантный оттенок… Получается, патрон и его протеже породнились через лоно государыни!
Что и говорить, Красный кафтан оказался весьма востер и сообразителен, а не токмо проворен на sapienti sat [9] , как говорится.
9
Умному достаточно (лат.).