Страсть Северной Мессалины
Шрифт:
А этот, голубоглазый с длинным носом, и замечает, и глядит, и даже улыбается. Снял треуголку с соломенных, чуть тронутых не то сединой, не то пудрою волос, поклонился.
И тут Даша его вспомнила! В тот памятный день, когда они с теткой явились ко двору просить протекции для Даши, эти глаза были чуть ли не единственными, смотревшими на Дашу сочувственно. Она-то думала, весь тот день, все лица слились в ее памяти в единое, неразличимое пятно, – ан нет!
И сейчас – то же дружеское выражение, которое она запомнила. Боже мой, как давно никто не смотрел на Дашу так приветливо, так располагающе к откровенности и к доверию! Даша так обрадовалась, что ляпнула не подумав:
– Люблю ли я собак? Терпеть не могу!
Голубые глаза омрачились:
– О, сколь прискорбно мне это слышать! Собаки – наши самые верные друзья, гораздо вернее людей.
– Эти-то? – пренебрежительно потянула Даша за сворку. – Да какие ж они друзья? Это игрушки.
– В самом деле? – улыбнулся незнакомец. – Для чего же вы в них играете, коли они вам никакого удовольствия не доставляют?
– Да ведь игрушки это не мои, – усмехнулась Даша. – Что мне приказали, то я и делаю. Я вас видела прежде, вы, наверное, при дворе завсегдатай и не можете не знать, что это собаки государыни.
– Сказать правду, я бываю лишь на светских раутах да на балах, а в подробности частной жизни ее величества не слишком посвящен, – сказал смущенно незнакомец. – Позвольте отрекомендоваться: лорд Фицгерберт. – И он отвесил поклон, почтительностью которого осталась бы довольна даже императрица.
– Мое имя княжна Дарья Щербатова, я фрейлина императрицы, – сказала девушка, отвечая реверансом, которым остался бы доволен император. Правда, болонка и шпиц из сворки вздумали в это время рвануться в сторону, отчего несколько испортили безупречность Дашиного реверанса, так что император, пожалуй, все же остался бы недоволен. Но никакого императора поблизости не имелось, так что Даша не слишком волновалась. К тому же лорд Фицгерберт, чудилось, никакой оплошности не заметил и смотрел на Дашу с прежним восхищением. – Так вы англичанин… Вообразите, сударь, вот эти левретки – тоже в некотором роде англичанки.
– Их привезли из Англии? – улыбнулся Фицгерберт.
– Не их самих, но их предка. Звали его Сэр Томас Андерсон. Его подарил государыне какой-то доктор… забыла фамилию… ну, словом, он оспу лечить начал.
– О, – с уважением сказал Фицгерберт, – это мистер Томас Димсдейл [11] . Я много слышал о нем, однако не знал, что он положил начало не только оспопрививанию в России, но и разведению левреток!
– О да, – уныло сказала Даша. – И теперь этих левреток, которые народились от Сэра Томаса Андерсона и его жен, Княгини Андерсон и Мими Андерсон, – огромное количество. В какой русский дом познатней ни заглянете – к Нарышкиным ли, Орловым, Волконским, да к кому угодно! – везде семейство Андерсон проживает. Ну и во дворце шагу от них не ступить. Их целая дюжина. Я сейчас выгуливаю трех, да еще четыре фрейлины тем же заняты. Эти собачки покою нам не дают! Государыня их обожает. Вы не поверите, ее величество позволяет им спать в ногах своей кровати – на маленьких тюфячках под атласными покрывальцами. Идет ли она в столовую, за ней непременно бежит какая-нибудь шавка…
11
Томас Димсдейл был приглашен Екатериной Второй в 1768 году и положил начало оспопрививанию в России.
– Извините? – прервал Фицгерберт с самым озадаченным видом. – Я не настолько хорошо знаю русский язык. Я с удовольствием его изучаю, но в нем слишком много слов… Что такое шавка? Это порода собак?
Даша прикусила язык. Разве объяснишь этому приятному господину, что она непочтительно отозвалась о собачках императрицы? Надо быть поосторожней. Что-то она слишком уж разболталась с незнакомым человеком!
– Ну… Это просто ласковое название хорошеньких собачек, – сделала фрейлина попытку вывернуться. – Извините, сударь, мне пора идти, вы сами видите, они не хотят на месте сидеть, – показала она на собачонок, которые пытались утянуть ее в глубь сада. – Меня ведь послали их выгуливать, а не языком молоть.
Фицгерберт опять посмотрел озадаченно:
– О, миледи… Что значит – языком молоть?!
– Это значит болтать, – вздохнула Даша. – Прошу прощения, я вас покину…
– О нет! – моляще воскликнул Фицгерберт. – Молю вас, не уходите! Я несколько лет в России и не перестаю дивиться, насколько замкнуты ваши соотечественники. Во всяком постороннем, особенно в иностранце, они готовы видеть врага. Говорят какие-то обязательные слова, а сами смотрят недоверчиво, неприязненно… Вы совсем другая, миледи. У вас не только красивое, но и доброе лицо.
Даша так и вспыхнула. Впервые в жизни мужчина – мужчина, тем более иностранец! – сказал, что она красива. Тем более англичанин, человек серьезный. Англичанам можно верить. Отвесь ей комплимент француз, Даша бы еще подумала. Французы – известные потаскуны, им лишь бы в декольте даме заглянуть. А при дворе запрещено груди особо-то напоказ выставлять. Чуть-чуть до ложбинки, а дальше – ни-ни! Всю красоту велено прятать!
– Ах, – смущенно пробормотала Даша, – вы просто так говорите…
– Клянусь, я искренен, – тихо ответил Фицгерберт. – Еще при первой встрече вы меня поразили своей красотой, смелостью и совершенной беззащитностью. My God, подумал я тогда, как же эта юная леди будет страдать от того, что так не похожа на остальных! К тому же у вас такой чарующий голос… слушал бы вас и не наслушался! Про собачек, про звезды, про моды – мне все равно, только бы слышать ваш голос!
Даша смотрела на него во все глаза и думала, что англичанин, в общем-то, не так уж плох. Ну что с того, что у него физиономия лошадиная? Зато как красиво говорит! Интересно, этот господин женат? Мигом всплыл в памяти рассказ Шкуриной о какой-то фрейлине… как ее… Самойлова, что ли? К ней голландский посланник сватался, а потом дело не сладилось, и она вышла за князя Трубецкого. Или наоборот? Трубецкая вышла за Самойлова? Да какая разница! Голландский посланник сватался… Ну, если так, почему бы и английскому не посвататься? Правда, тот голландец не женился. А англичанин, может быть, и женится!
Нет, нельзя от него уходить. Надо еще поболтать, надо его очаровать… да-да, пусть слушает ее голос и очаровывается!
– Ну, коли так, – сказала Даша с приманчивой улыбкой, – извольте, прогуляемся еще. Все равно мне нужно собачек выгуливать. Только их покрепче держать надо, а то, не дай бог, разбегутся, такой шум поднимется! Не далее как вчера одна сбежала, пропала… искали всю ночь. Наконец-то один лакей ее нашел. И за труды сто рублей получил!
Против воли в голосе ее так и взвизгнула зависть.
– Вы стеснены в средствах? – проницательно глянул Фицгерберт.
– Стеснена! – с досадой фыркнула Даша. – Так можно сказать, если денег мало. А у меня их вовсе нет! Во дворце мы живем на всем готовом. Считается, что деньги нам и не нужны, а как без них?! Ничего себе не купишь, никакой мелочи. Я вечно у кого-нибудь перехватываю, тетка-то мне ничего не дает, разобиделась, даже в гости никогда не пригласит!
– Миледи, – ласково сказал Фицгерберт, – не откажите принять от меня маленький подарок.