Страсть Северной Мессалины
Шрифт:
Елизавета Романовна попала в эту должность еще в одиннадцать лет, однако и в таком нежном возрасте не отличалась привлекательностью. В тот день 1749 года императрица Елизавета Петровна взяла ко двору двух юных графинь Воронцовых, племянниц вице-канцлера Михаила Илларионовича Воронцова и дочерей его брата Романа, носившего прозвище «Большой карман»: граф Роман был известен своей жадностью и вороватостью. Старшую из графинь, четырнадцатилетнюю Марию, более или менее приглядную, Елизавета Петровна определила к себе в фрейлины, а младшую, Елизавету, отдала великой княгине.
При виде новой фрейлины Екатерину охватило
У графа Романа была еще одна дочь, Дарья, однако в ту пору ей еще не было и семи лет.
Елизавета при дворе быстро освоилась, пообтесалась и даже, как говорится, немного изрослась, то есть стала не такая уж страшненькая. А может, к ней просто пригляделись. И порой Екатерина Алексеевна думала, что кабы эта девица могла всю жизнь провести, стоя в каком-нибудь углу, томно потупясь и не произнося ни слова, то, очень может быть, кто-нибудь ею бы пленился и даже замуж взял по горячности. Но стоило Елизавете Романовне отлипнуть от стеночки, сделать хотя бы шажок своей ковыляющей походкой, а главное, открыть свой тонкогубый ротик – тогда хоть святых выноси! От нее хотелось отшатнуться, а желательно сбежать в другую комнату. Или в другой город. Однако великой княгине и в голову не могло бы взбрести, что именно эта, мягко выражаясь, невзрачная девица привлечет самое страстное внимание ее, Екатерины Алексеевны, супруга. И не просто привлечет, а словно бы прикует его к себе – на всю жизнь.
А впрочем, именно этого и следовало ожидать. Великого князя Петра отчего-то всю жизнь тянуло именно к особам не просто неказистым, но и страдающим каким-то физическим недостатком. Были у великого князя то одни, то другие увлечения, однако вскоре великая княгиня заметила, что Петр Федорович все чаще проводит время не со своими голштинцами, а в компании жены – и ее фрейлин. Недолгое время понадобилось Екатерине, чтобы установить, кто именно является для него приманкой. Нет, не она сама, отнюдь! Приманкой оказалась наиболее неприглядная из девушек, которая тратила массу сил и притираний, чтобы скрыть оспины, избороздившие ее лицо, и преобразить его некрасивый цвет.
Теперь каждый вечер великий князь вел с ней нескончаемые разговоры или играл в карты, причем оба так азартно шваркали ими об стол и выкрикивали масти, что заглушали и другие беседы, и пение, и музыку. Утихомирить их было невозможно, и Екатерина Алексеевна частенько удалялась в постель с мигренью. Когда же она из чувства самосохранения пыталась скрыться в придворном театре, Петр страшно злился. Ведь фрейлины обязаны были сопровождать свою госпожу, а это значило, что он проведет вечер без карточной игры и возбуждающей переглядки с Елизаветой Романовной! Великий князь на дух не выносил русский театр, и даже зарождающаяся страсть к молодой графине Воронцовой не могла заставить его высидеть там хотя бы четверти часа.
В конце концов одной лишь карточной игры с милой его сердцу страхолюдиной Петру стало
Не слишком трудно было сложить два и два и получить четыре!
Да, великий князь был человек странный, что и говорить. Как ребенок, который рос без присмотра и воспитания. Очень одинокий, болезненно-подозрительный – и в то же время очень доверчивый. То злобно-пугающий – то безоглядно снисходительный и добрый. То видел опасность там, где ее нет и быть не может, то открывал душу жене. Жене, которая, между прочим, уже давно спала… нет, не только с другими мужчинами. Этого мало! Екатерина спала и видела русский престол.
Другое дело, что пока эти сны были безгрешны, словно грезы юной девы о недостижимом возлюбленном.
В чем же выражалась та доверительность, которой Петр порою удостаивал великую княгиню? Отношения с Елизаветой Воронцовой не всегда были безоблачны. Петру порою надоедала ее грубость. А может быть, и она давала ему отставку, ибо чего-чего, а уж лизоблюдства в ее натуре не было ни на грош. Иногда рассорить любовников удавалось бывшей фаворитке великого князя герцогине Курляндской, которая обожала совать во все свой крючковатый нос. Она вообще была сводня по призванию, устраивала и расстраивала браки фрейлин. Вернуть к себе великого князя она, конечно, хотела, вот и сеяла рознь между ним и его фавориткой.
И тогда Петр отправлялся на поиски приключений на стороне. Как-то раз он влюбился в графиню Теплову, племянницу знаменитых Разумовских. Готовясь к свиданию с ней, спросил совета жены, как убрать комнату, и показал, что, желая понравиться графине, наполнил комнату шпагами, ружьями, гренадерскими перевязями, шапками, так что она имела вид уголка арсенала. Екатерина, согласная на все, чтобы только муж ее не оставил в этом «арсенале», быстренько одобрила его вкус и сбежала.
Надо полагать, графине Тепловой и «арсенал», и все прочее пришлось по вкусу, ибо она увлеклась великим князем. Однако Петр очень скоро пленился какой-то немецкой певичкой Леонорой и к Тепловой остыл. Тем паче что она сделалась навязчива. Лишенная возможности видеться с любовником летом, когда двор переехал в Ораниенбаум на дачу, графиня стала беспрестанно писать ему. Как-то раз Петр, возмущенный, ворвался к жене, потрясая листками:
– Вообразите, она пишет мне на целых четырех страницах и воображает, что я должен прочесть это и, больше того, написать ответ! Я, которому нужно идти на учение моего голштинского войска, потом обедать, потом стрелять, потом смотреть репетицию оперы и балет, который будут танцевать кадеты… Я ей велю прямо сказать, что у меня нет времени, и если она рассердится, я рассорюсь с ней до весны.