Страсть Северной Мессалины
Шрифт:
Дело в том, что он влюбился в Екатерину и полюбил ее даже больше, чем деньги.
Ланской, несмотря на всю свою яркую мужественную красоту, принадлежал к породе никогда не взрослеющих мальчиков, которым вечно нужна нянюшка. И в жизни, и в постели. Таких юношей мало привлекают свежие, нераспустившиеся бутончики, от которых дуреют стареющие мужчины. Ланской ценил в женщине тот шарм, который придает опыт – не только любовный, но и жизненный. Так антиквар равнодушно взглянет на сверкающий новодел, однако зальется слезами восторга при виде античной вазы, подернутой патиной времени. Александр Ланской был вечный ученик, готовый восторженно учиться – и обожать свою наставницу. Поэтому он не мог отказать наглым притязаниям Потемкина. Выполнил их, заплатил выкуп за даму сердца – и приобрел нового друга и покровителя.
Когда Екатерина узнала об этой истории, она сначала была готова убить Потемкина. Но спасительная ироничность и умение читать в сердцах людей помогли ей взглянуть на события с другой стороны. Все, что ни делается, делается к лучшему. Если бы не Потемкин, она бы никогда не узнала, как много значит для Саши. Он ведь любит ее – любит! И жажда мщения в ее сердце сменилась полным счастьем.
А на Ланского обрушился водопад монарших милостей.
Теперь он был пожалован в действительные камергеры с армейским чином генерал-майора, шефа кирасирского полка и награжден орденами Полярной звезды, Белого Орла, Святого Станислава, Александра Невского и Святой Анны. В феврале 1784 года Ланской удостоился самого важного придворного отличия того времени – звания генерал-адъютанта при Ея Императорском Величестве. Это звание в то время получали только (и то не всегда) генерал-фельдмаршалы и генерал-аншефы.
Но до 1784 года предстояло еще жить да жить.
Разумеется, весь двор, весь Петербург, весь русский свет были вне себя от любопытства: кто же этот красавец, в одночасье вознесенный на Олимп любви и славы? Честно говоря, императрица и сама хорошенько этого не знала. Она поручила своему секретарю Храповицкому справиться о предках возлюбленного в Бархатной книге, заключавшей в себе генеалогию древних родов. Но, увы, там ничего не оказалось. Ведь отцом прекрасного Александра был отнюдь не представитель старинного рода, а всего лишь кирасирский поручик Дмитрий Артемьевич Ланской, разжалованный из армии за неуживчивый характер, скандальность и самоуправство.
Прямо сказать, нрава Дмитрий Артемьевич был бешеного. Поссорившись с каким-то офицером Степановым, он похитил нескольких его родственниц и держал их у себя в имении, притесняя и истязая. За это был разжалован, и только в годы Семилетней войны ему удалось восстановиться в военном чине. И уж тут, при боевых действиях, безумные свойства его натуры как раз пошли ему на пользу. Дмитрий Ланской был безогляден и безрассуден – то, что и требуется храброму солдату, не ведающему страха. После войны он стал бригадиром – то есть получил генеральский чин – и комендантом Полоцка.
Пятеро детей Дмитрия Артемьевича – сын и четыре дочери – унаследовали его буйный нрав. Только Александр оказался счастливым исключением и, несмотря на свое воинственное имя, славился миролюбием и добротой. Екатерина позаботилась о его семье: удачно пристроила замуж дочерей (слава богу, все Ланские были исключительно красивы!), а брата Якова отправила путешествовать за границу в сопровождении особой свиты, вся задача которой была следить за тем, чтобы их подопечный не дебоширил на каждом шагу, и удерживать его от сомнительных связей.
Кстати сказать, однажды это сделать не удалось. В 1782 году Екатерине пришлось обратиться к французским властям, чтобы Якова арестовали в городке Бар-ле Дюк, дабы разлучить его с опасной пассией. Выпущенный на свободу, Яков находил утешение в беспробудном пьянстве.
Любовь к винопитию была в крови у всех Ланских, и фаворит Екатерины не стал исключением. Причем вкусы у него были причудливые: абы что он не пил, а предпочитал смесь токайского, рома и ананасового сока. Похоже, это было его единственным пороком… не считая вопиющего невежества.
Можно сказать, что господин Ланской был самым невежественным из придворных. Порою сама императрица краснела, когда он ляпал в кругу людей образованных что-нибудь несусветное. К моменту судьбоносной встречи в Петергофе он с грехом пополам умел писать и читать по-русски и знал несколько французских слов. А впрочем, все его друзья-кавалергарды не страдали избытком знаний! Что до императрицы, она давно стала относиться снисходительно к умственному развитию своих любовников, твердо усвоив: если человек захочет выучиться – он выучится! Тем паче что умные взрослые женщины обожают образовывать невежественных юношей. В этом есть нечто от любви матери к капризному ребенку, однако это ни в коей мере не материнская любовь!
С другой стороны, если Екатерина была лучшей из мыслимых учительниц, то и ученик ей попался на славу. Ланской образовывался быстро, а огромные деньги, которыми располагал (за четыре года фавора он получил в различном овеществлении и наличными более семи миллионов рублей), тратил отнюдь не за карточным столом. Покупка собраний картин, статуй, драгоценных эмалей, чуть ли не смертельная ссора с Гриммом, который упустил возможность купить для него коллекцию древних камней (фаворит пристрастился к модному аристократическому увлечению вытачивать на токарном станке камеи, а для этого редкие камни были необходимы)… Однако, научившись ценить и понимать роскошь (одни только пуговки на его кафтане стоили под восемьдесят тысяч рублей!), начитавшись книг, «навострившись» как в разговоре, так и в искусстве любви, он так и не воспринял уроков честолюбия и тщеславия, подхалимства и лицемерия, которые щедро преподавало ему придворное общество. Ланского нимало не тянуло к делам государственным – должно быть, здравый смысл, унаследованный от матушки так же, как и спокойствие натуры, внушали ему, что это не то поприще, на котором ему следует отличаться. Дураком слыть ему не хотелось, вот он и не лез в дела, в которых совершенно ничего не понимал. Честно говоря, и не хотел понимать. В придворные интриги не ввязывался, никому ничего не обещал и вовсе не пытался хоть как-то использовать то огромное влияние, которое имел на влюбленную Екатерину. Ланской умудрялся ладить со всеми, ни с кем не враждовал и не ссорился. Даже со скандальным цесаревичем Павлом у него были наилучшие отношения, великая княгиня Мария Федоровна благоволила к нему, несмотря на всю свою высоконравственность – прежде всего потому, что он был истинным другом ее сыновьям Александру и Константину и забавлялся с ними, как мальчишка, восхищая их своей поистине Геркулесовой силой.
Вот что тянуло, вот что неотразимо влекло их с Екатериной друг к другу – оба были людьми без возраста! Оба обладали редкостным даром мгновенно становиться в тех же годах, что их собеседник. Именно поэтому Екатерина могла читать Ланскому рукопись своей «Бабушкиной азбуки», написанной нарочно для внуков, а через несколько минут дурачиться с ним, словно влюбленная девчонка.
Да, она была такой всю жизнь – влюбленной девчонкой, и когда эти двое (а люди, видевшие их вместе, уверяли, что они воистину были созданы друг для друга!) соединялись, каждому было ну самое большее по двадцать. И куда тогда девались те тридцать лет, которые их разделяли в глазах людей?
Эту поразительную женщину бросали и предавали мужчины, как и всякую другую, самую обыкновенную. В Ланском не было ни намека на склонность к измене или предательству. Он весь принадлежал ей – до вздоха, до трепета сердечного.
Спустя много, много лет, утратив Ланского и любя другого, Екатерина как-то скажет одной из своих придворных дам:
– Ну не чудно€ ли, что любовь до такой степени ставит все с ног на голову? Ты можешь быть лучшей на поприще жизни, властительницей умов, повелительницей чужих судеб, мнить себя всемогущей – и при этом ощущать себя полным ничтожеством оттого, что не в силах прельстить некое юное существо, которое просто, глупо и убого по сравнению с тобой, но одной тебе известно, что бы ты отдала за один только взгляд его, исполненный любви! Горше всего сознание собственного бессилия: и прочь не уйти, и не добиться своего…