Страсти по Гоголю, или «Мёртвые души – 2»
Шрифт:
– Так вот и образовалась у нас в институте «мафия пионер-лагерная», тлетворно-разлагающее влияние которой я, пришедший на предприятие в 1985 году, мог наблюдать воочию – уже по тому хотя бы, что некоторых своих молоденьких и симпатичных сотрудниц я, появившийся в отдел в середине августа, увидел лишь ближе к Новому году. Представляешь себе, работнички-итээровцы!… Они, пионервожатые-совместители, тогда только-только, помнится, из положенных им отгулов вышли – с мыслями летом опять в лагеря побыстрей умотать, от института, от науки подальше. Эта “мафия” крепко подмяла под своё крыло большинство молоденьких девушек-специалистов, среди которых были и техники, и инженера. И заставить девчонок-пионервожатых после этого работать ещё и в отделах, то есть заниматься своим прямым инженерным делом, прямыми обязанностями, было очень и очень
После этого Валерка на «торгово-закупочную мафию» перешёл, которая у них, по его рассказу, образовалась так – передаю слово в слово, как слышал. Два предприимчивых парня из профкома однажды внесли на рассмотрение руководству НИИ следующее предложение: организовать доставку продуктов питания для сотрудников института прямо на предприятие – чтобы экономить их время и силы, освободить всех желающих от утомительного вечернего стояния в очередях в переполненных столичных торговых центрах.
«Посмотрите, что сейчас в наших магазинах-то делается! – не протолкнёшься нигде, к прилавку близко не подойдёшь в любом гастрономе, – резонно убеждали они одного из директорских замов, что за общие вопросы у них отвечал и транспорт. – Приезжие из областей всё как метлой метут, с утра там очереди за колбасой занимают, за мясом свежим, кофе и сыром. А нашим женщинам бедным, что весь день на работе сидят и пыхтят, космос вперёд двигают, ничего уже вечером не остаётся – одна ерунда и отходы, кости и требуха… Вот и давайте мы им поможем, мол, договоримся с магазинами, с директорами их, которых мы чуточку знаем. И будем потом за небольшие проценты продукты самые ходовые прямо в институт доставлять и тут распределять всё спокойно по отделам и по желающим. Представляете, какую услугу великую мы женщинам нашим окажем, как они будут дружно нас за это благодарить. Наценка самая что ни наесть пустяшная, а польза – во-о-о какая! – широко размахивали они руками перед носом растерянного руководителя, зомбируя и убаюкивая того. – Позвольте хотя бы начать, а там-де посмотрим…»
Заместитель директор подумал-подумал – и согласился. По словам Валерки, он, как и Кузнецов Виктор Иванович, тогда уже старым был, больным; и соглашался со всем, что ему подчинённые предлагали, лишь бы самому никуда не вмешиваться, в своём кабинете тихо сидеть и Бога молить, чтобы подольше с насиженного места не выгнали…
Ну и начались у них в институте дела: профкомовские деятели взялись за работу круто. Для начала договорились, чтобы им выделили машину, институтский РАФик с шофёром, да ещё и двух крепких мальчиков в помощь придали, приятелей-инженеров. После этого, собравшись у проходной, они вчетвером поехали утром по магазинам, с директорами которых предварительно установили связь. И те им под завязку забили машину продуктами за какой-то процент: колбасой сырокопчёной, сыром, консервами рыбными и мясными, сгущёнкой, чаем индийским и кофе, деликатесом короче, – которые в институте пошли на “ура”: выстроившихся в очередь сотрудников не смущали даже наценки.
Эксперимент удался на славу, и бригада, по рассказу напарника, стала мотаться по магазинам раз в неделю сначала, потом – когда два, когда и три. Закупала продуктов всё больше и больше, которые тут же и раскупались на предприятии, едва машина пересекала ворота их проходной… Довольные начинанием организаторы потребовали себе ещё людей из молодых сотрудников – в помощь. И люди пошли к ним охотно. Да и как не пойти-то, когда в рабочее время официальным порядком мотаешься по магазинам и всё себе там закупаешь, что только душе угодно, а уж потом остальным. Про магазины можно было забыть, которые становились для работавших коренных москвичей всю вторую половину 80-х годов проблемой.
Человек восемь, в итоге, как наседка цыпляток собрала под себя «торгово-закупочная мафия»; и не каких-нибудь старых “трухлявых пеньков”, слабоумных и бесперспективных, а здоровых молодых парней, инженеров-конструкторов по диплому и образованию, которым, опять-таки, уже не до работы стало, не до чертежей и программ. Торговля и левые деньги их как гнилое болото засасывали, как мясорубка, из которой выскочить и вернуться к профессии было уже тяжело. Все эти парни в начале 90-х в бизнес скопом рванули, в коммерцию; плюнули соответственно на космос, на институт, на обороноспособность страны, её благополучие, престиж и крепость, и не жалели об этом…
По
«Вы даже представить себе не можете, – лукаво и страстно убеждал он одного из руководителей НИИ, – как изголодались наши служащие по редким хорошим книгам, которых днём с огнём не достать и которые они все готовы по ночам от руки переписывать. Они ведь у нас не простые рабочие с заводов ЗИЛ или АЗЛК, а научные сотрудники и инженера, до знаний, до большой литературы охочие. Журналы, вон, газеты и брошюры разные прямо из рук друг у друга рвут, я же вижу, каждый новый номер до дыр зачитывают, до проплешин. Сколько им можно, в конце-то концов, скажите, ответьте по совести, как на духу, по публичным библиотекам бегать да в очередь там записываться за томиком Шолохова и Булгакова, за Есениным тем же – Поэтом милостью Божией, книжки которого там посетители изодрали и замусолили так, что и читать невозможно? А я им всё это достану, облегчу труд: у меня в книжных магазинах связи имеются. И ничего плохого здесь нет: куда сейчас денешься, без связей-то?! Согласитесь!… Да люди нам с Вами только спасибо скажут за это, поверьте, любые деньги заплатят за Шолохова и Есенина – уверяю Вас! Это такие кудесники и мастера великие и бессмертные, за творенья которых людям ничего не жалко будет отдать, ничего… Я, товарищ директор, – итожил он, – настроения наших работников хорошо знаю: сколько лет уже с ними бок о бок тружусь…»
И он тоже, в итоге, разрешение получил и организовал бригаду, и тоже из молодых и шустрых, с которыми принялся регулярно – на институтской машине и в рабочее время! – по книжным магазинам мотаться, книги там закупать. Ему даже под это дело склад на первом этаже выделили, который довольно быстро заполнился почти до краёв, на котором несколько пудовых замков висело… За редкие книги, за классику ту же он тройную цену как правило брал, за собрание сочинений – и того больше. За произведения современных авторов брал две цены, и люди ему платили. Все они в институте получали приличные деньги по тем временам, а книги стоили дёшево, можно сказать – копейки. Вот люди и кормили этого упырька, Александра Семёновича, кривились про меж себя, но кормили. А потом запоем читали купленные тома прямо за рабочим столом: делать-то становилось нечего…
– …Впрочем, – итожил вводную часть нашей с ним первой ночной беседы Валерка, стараясь в рассказе, как я заметил, предельно объективным и справедливым всегда оставаться, выдерживать ту “золотую серединку”, вне которой искренний рассказ его быстро превратился бы в злобные поношения и клевету, – впрочем, если уж быть до конца откровенным – должное этому нашему деятелю надо отдать. Книги он привозил действительно редкие, за которыми ещё надо было бы побегать и поискать. И ещё не факт, что найдёшь и купишь… Я, например, десятитомник Леонида Леонова за три цены у него, помнится, приобрёл, автора «Русского леса», как и собрания сочинений Гоголя, Лермонтова и Шукшина; и остался доволен этими приобретениями. И я в институте своём был не единственным покупателем… Поэтому-то помощников и просителей разных много крутилось возле него, которые привезённые книги на склад и со склада таскали. За это он им товар по магазинной цене продавал, и были они все счастливы…