Страсти по Трансильвании
Шрифт:
– Что произошло?
– тревожно спросила она.
– Румыны подняли восстание, - пояснил Фазекаш.
– Я поеду с Трифонеску к его родственникам в деревню.
– Я поеду с тобой.
– В этом нет необходимости. Ты румынка, тебя не должны тронуть. Но поскольку ты жена инспектора жандармерии, будет лучше, если ты побудешь пока у родителей. Мне так будет спокойнее.
– А как же ты?
– Я надеюсь, это безобразие скоро прекратится. Думаю, я вернусь не позже чем через неделю.
– Ах, Имре!..
– обняла инспектора жена.
Через двадцать
– Ну что, я похож на румынского крестьянина?
– поинтересовался лейтенант.
– Похожи, - кивнул инспектор.
– Но крестьяне не носят такие усы.
– Это ничего, - махнул рукой Константин.
– Надеюсь, меня не будут пристально рассматривать. Вы, главное, молчите; если кто-то будет что-нибудь спрашивать, отвечать буду я.
– Разумеется.
– Нам пора!
Имре поцеловал жену на прощание.
– Береги себя!
– сказала Корнелия.
– И ты здесь не задерживайся, - напомнил ей Фазекаш.
– Я скоро вернусь. Пока!
Выйдя на еще темную улицу, инспектор увидел светло-серую лошадь, запряженную в сани.
– Мы поедем на санях?
– удивился Имре.
– Да, это не быстро, но маскировка что надо, - заметил Трифонеску.
– А куда мы едем?
– В Добру, это в тридцати километрах к западу от Девы.
– И за сколько мы туда доедем?
– Не беспокойтесь, инспектор, к ночи будем на месте.
Недоверчиво покачав головой, Фазекаш стал устраиваться в санях. Лейтенант сел впереди и взял в руки поводья. Сани, глухо скрипя по снегу, медленно двинулись вперед. Улицы города были пусты, только над спрятанной за домами крепостью поднималось малиновое марево пожара; время от времени оттуда доносились одиночные крики и выстрелы. Константин и Имре без происшествий выехали из Карлсбурга. Инспектор оцепенело смотрел на удалявшуюся бесформенную груду домов города, из которой торчала колокольня собора, пока глаза Имре не стали слипаться.
Фазекаш летел на дирижабле. Через наклонные окна прогулочной галереи виднелись освещенные луной заснеженные горы с покрытыми густым лесом склонами. Вдруг раздался страшный взрыв, дирижабль накренился, и инспектор буквально вылетел через окно. Оказавшись в морозном зимнем воздухе, Имре обернулся. Объятый пламенем дирижабль, опустив нос, стремительно падал на землю. Фазекаш посмотрел вниз: он летел в ярко освещенный огнями город. Вскоре инспектор различил под собой зубчатое колесо крепости и рельефный силуэт собора - это был Карлсбург. Черепичная крыша храма неумолимо приближалась, Имре зажмурился в ожидании столкновения... но удара не последовало. Открыв глаза, Фазекаш увидел себя парившим в залитом светом, переполненном людьми соборе. Василе Карча играл на органе Регера. В первом ряду инспектор заметил Иштвана Сепа и Петру Бирдяна. Перед алтарем склонилась Сильвия Басараб, облаченная в пурпурную мантию, подбитую горностаевым мехом, в то время как архиепископ возлагал на голову девушки корону. Лицо архиепископа показалось Имре знакомым. Он присмотрелся... Трифонеску!..
Фазекаш проснулся и стал в недоумении оглядываться вокруг. Мимо медленно проплывали голые деревья, полозья саней мягко шуршали по разбитому снегу.
– Ну вы здоровы спать!
– обернулся лейтенант.
– А где мы сейчас?
– спросил инспектор.
– Скоро будем в Деве.
– Мне такой глупый сон приснился...
– потягиваясь, проговорил Имре.
– Я вот все думаю: почему в ходе поисков создателя луча смерти я сразу вычеркнул всех венгров из списка подозреваемых? Как я мог забыть про Петёфи?
– Петёфи?
– не понял Константин.
– Один из основоположников венгерской поэзии Шандор Петёфи по национальности был сербом, но он вошел в историю как выдающийся венгр и герой Венгерской революции 1848 года, - объяснил Фазекаш.
– А венгр Иштван Сеп решил войти в историю как руководитель румынского восстания в Трансильвании... Это моя ошибка!.. Теперь все становится на свои места. Сеп, в отличие от большинства студентов, жил не в интернате, а у себя дома, поэтому мог ночью спокойно расклеить в городе прокламации. А во время похода Сеп ночевал в одной палатке с Гольдфарбом, поэтому ему не составило труда раздобыть снотворное.
– Но оно почему-то не подействовало на самого Гольдфарба, - заметил Трифонеску.
– Возможно, его организм привык к снотворному, и той дозы, которую дал ему Сеп, не хватило для продолжительного крепкого сна, - предположил инспектор.
– Тогда почему Гольдфарб не заметил отсутствия Сепа, когда выходил ночью из палатки? Вряд ли Сеп вернулся к тому времени из Девы.
– Наверное, просто не обратил внимания. К тому же Гольдфарб носит очки, так что он мог не увидеть, что Сепа нет в палатке.
Вечерело. Сани с мерным скрежетом разрезали синеватый снег, расходившийся сзади длинными косматыми грядами. Темные силуэты лесистых гор постепенно растворялись в наползавшем сумраке.
Вскоре Константин и Имре въехали в Деву. Улицы города выглядели спокойно: из окон зданий лился уютный желтый свет, редкие прохожие спешили по своим делам.
– Такое чувство, что здесь ничего не знают о румынском восстании, - вполголоса сказал Фазекаш.
– Тише!
– испуганно прошипел Трифонеску.
– Соблюдайте осторожность, инспектор!
– Может, мы где-нибудь остановимся перекусить?
– прошептал Имре в ухо лейтенанту.
– А то я утром только два бутерброда успел съесть.
– Хорошо, - кивнул Константин.
Проехав через весь город, они остановились на окраине Девы у трактира "Рыжий Шимон". Войдя внутрь, Фазекаш оказался в довольно просторном помещении с тяжелыми столами с приставленными к ним длинными лавками. В углу чернело старое пианино. За стойкой методично расставлял бутылки на полке рыжий еврей с круглым подвижным лицом. Посередине находился бильярдный стол; двое мужчин с сигаретами в зубах с сосредоточенным видом ударяли киями по шарам.