Страсти по Трансильвании

Кюнемес Аноним

Фазекаш был несколько удивлен. Он полагал, что преступник, сбивший дирижабль лучом смерти, стрелял им с какой-нибудь из окрестных гор, а лыжня привела инспектора вниз, в город. Теперь Имре опасался, что следы лыж затеряются на улицах Девы. Впрочем, лыжня резко повернула и пошла вдоль заборов домов горожан. Вскоре Фазекаш понял, куда она вела: за очередным поворотом перед инспектором вырос крутой холм, на котором гордо возвышались развалины замка. Лыжня свернула на тропу, вившуюся серпантином вокруг горы, и оборвалась у ворот в замок.

В средние века замок Дева представлял собой мощное укрепление, состоявшее из нескольких стен и множества башен. От последних, правда, почти ничего не сохранилось, но и без них замок все еще выглядел величественно и неприступно.

Имре осторожно поднялся по камням на вершину холма, с трех сторон окруженную руинами. Здесь на снегу виднелись совсем свежие следы: вероятно, какие-нибудь приезжие туристы осматривали местную достопримечательность. Фазекаш поднялся по каменной лестнице на полуразрушенную, изъеденную временем башню и выглянул в пустой оконный проем. Оттуда открывался удивительный вид на город и долину Мароша. Инспектор развернул карту. От замка до места крушения цеппелина около восемнадцати километров; если учесть, что дирижабль упал не сразу, а пролетел еще какое-то расстояние, то даже меньше. Попасть лучом смерти в объект размером 250 в 40 метров с такого расстояния в ясную лунную ночь вполне реально. А раз существует лыжня, ведущая от места ночевки студентов к замку, то существует и луч смерти. И изобрел его один из этих шестерых студентов. Имре стал задумчиво спускаться вниз.

Обратный путь к машине, застрявшей в снегу в окрестностях Козойи, Фазекаш проделал по дороге. Поднимаясь на уже знакомую гору, Имре увидел темный автомобиль жандармерии и опиравшуюся на него высокую фигуру Чуски. Заметив приближавшегося инспектора, вахмистр устало повернулся к нему. Вид у Чуски был неважный.

– Вы меня, конечно, извините, но я замерз и зверски хочу есть, - пожаловался он.

– Я тоже с утра ничего не ел, да еще с десяток километров прошел, - заметил Имре.
– Машину откопали?

– Да, за двадцать минут.

– А меня сколько не было?

– Почти пять часов.

Фазекаш почувствовал легкие угрызения совести.

– Ладно, мы возвращаемся в Карлсбург. В награду за ваше терпение будете обедать у меня дома, - примирительно сказал инспектор, садясь в автомобиль.

XII . ДВА РУМЫНА

Утром следующего дня Фазекаш оживленно рассказывал Трифонеску об обнаруженных им вчера следах.

– Как видите, моя теория о существовании луча смерти и причастности к его созданию одного из студентов, участвовавших в лыжном походе, полностью подтвердилась, - довольно откинулся на спинку стула инспектор.

– Вы кого-нибудь подозреваете?
– поинтересовался лейтенант.

– Венгры отпадают сразу. Немец учится на биолога, еврей - на юриста, так что они тоже отпадают, - размышлял Имре.
– Остаются два румына, математик и химик. У обоих есть мотив, оба обладают знаниями, которые могли им помочь изобрести луч смерти, и у обоих была возможность, чтобы совершить преступление. К тому же во время моих разговоров с ними оба вели себя несдержанно. Нужно нанести им сегодня визит...

Через полчаса Фазекаш постучал в квартиру, где жил Василе Карча. Дверь снова открыла его мать.

– Василе сейчас в соборе, играет на органе, - тихо произнесла она, грустно посмотрев на инспектора. Имре попрощался и направился обратно в крепость.

Собор святого Михаила в Карлсбурге был старейшим католическим храмом во всей Трансильвании. Массивное каменное сооружение с узкими сводчатыми окнами и высокой квадратной колокольней, выполненное наполовину в романском, наполовину в готическом стиле, походило на исполинское доисторическое животное, настороженно вытянувшее вверх свою шею, или на огромный корабль с одинокой мачтой.

Когда Фазекаш вошел в опустевший после утренней службы собор, под его мрачными белокаменными сводами раздавались громовые раскаты органа. Звуки музыки то затихали и неспешно перекатывались, то обрушивались тяжелыми аккордами, как морской прибой, и главная тема выплывала на гребнях этих волн, словно сверкавшая белая каемка пены. Наконец медленно ускорявшаяся фуга завершилась решительными финальными аккордами. Карча неторопливо встал из-за пульта, вытирая платком совершенно мокрый от пота бледный лоб. Обернувшись, Василе заметил стоявшего в проходе инспектора.

– Здравствуйте! Вам понравилось?
– спросил удивленный студент.

– Честно говоря, я потрясен, - признался Имре.
– Что вы сейчас играли?

– Это фантазия и фуга на тему ВАСН Макса Регера. Я чувствовал, что меня кто-то слушает, но никогда бы не подумал, что это вы.

– Не знал, что вы католик. Мне всегда казалось, что румыны - православные.

– Так ведь я румын только наполовину. Мой отец - румын, и он православный, а моя мать - венгерка, она католичка. Это мать приобщила меня к религии, - объяснил Василе.

– Вот как?
– задумался Фазекаш.

– Но вы ведь пришли сюда не для того, чтобы послушать орган, не правда ли?
– усмехнулся Карча.
– Вы хотели видеть меня, и я даже догадываюсь, почему. Вы думаете, что это я сбил в ту ночь немецкий дирижабль над Девой.

– Почему вы так решили?
– насторожился инспектор.
– Кажется, я вам ничего не говорил о прокламации.

– Мне отец рассказал, когда вернулся в тот день с работы. Я сопоставил ваши слова и текст прокламации и понял, что вы спрашивали у меня одно, но интересовало вас совсем другое.

– Да, я подозреваю вас.

– Послушайте, я никак не мог этого сделать. Во-первых, я румын только наполовину, поэтому мне совершенно ни к чему выступать за отделение Трансильвании. Во-вторых, то, что я в тот день сильно устал и пошел спать первым, подтвердят все участники похода. И потом... вы верите в Бога, инспектор?
– студент пристально посмотрел на Имре.

– Я деист, - ответил Фазекаш, опустив глаза.

– А я верю, - твердо сказал Василе.
– И для меня убить несколько десятков человек даже ради самой светлой цели - это страшнейший грех, который невозможно ничем искупить... Вера должна быть в сердце человека. А все эти деизмы, агностицизмы и прочие "измы" только имитируют веру, пытаясь выжать ее из разума. Но разве это настоящая вера?..